– Если мне не изменяет память, она жаловалась на зуд во влагалище. Или на выделения. Не припоминаю. Я дала ей контактные данные моего гинеколога и между делом упомянула, что он мне ставил мой первый противозачаточный колпачок. Я не лезла к ней с расспросами, зачем ей врач, но тогда мне подумалось, что, если упомяну о противозачаточных средствах, ей будет проще. Еще я ей сказала, что, если ей нужны таблетки, мой гинеколог может ей и о них рассказать. Поймите простую вещь – девушке всего семнадцать, она еще сущий ребенок, и вдруг ей понадобился гинеколог до такой степени, что она готова идти на прием к совершенно незнакомому врачу. Лично я решила, что она беременна. Знаете почему? Мне ни к чему вам это говорить, вы ведь детектив и наверняка догадались уже сами. Она спросила, есть ли у меня на примете хороший гинеколог. Хороший! Понимаете?
– Да, – кивнул Карелла.
– Если девушке нужен всего-навсего противозачаточный колпачок или таблетки, она пойдет на прием к первому попавшемуся шлепперу[11]. Правильно я говорю? Ей для этого нужно только раскрыть телефонную книгу – такого добра там вагон и маленькая тележка. Но Мюриэль требовался хороший гинеколог, а это значит, что она хотела обратиться к нему с чем-то важным, куда более серьезным, чем зуд во влагалище. Я решила, что она залетела. – Хейди пристально посмотрела на детектива. – Она была беременна?
– В протоколе с результатами вскрытия об этом не было ни слова, – ответил Карелла, – однако наши судмедэксперты, как правило, ищут только то, о чем их просят.
– Имело бы смысл их об этом попросить, – промолвила Хейди и тут же добавила: – Слушайте, да кто я такая, чтобы объяснять вам, как выполнять свою работу? Я вообще могу ошибаться. Они держали ее в таких ежовых рукавицах, что шансов залететь у нее…
– Кто держал ее в ежовых рукавицах? – не понял Карелла.
– Тетя с дядей, – ответила Хейди как о само собой разумеющемся. – Вздохнуть спокойно бедной девушке не давали.
– Это она сама вам рассказала?
– Нет, я сама догадалась.
– Каким образом, Хейди? – поинтересовался Стив.
– Каждый раз в конце рабочего дня он ждал ее у входа в бизнес-центр, чтобы отвезти домой.
– Кто? – не понял Карелла. – Ее дядя?
– Нет, – помотала головой девушка, – двоюродный брат. Эндрю Лоури. Тот самый, который потом ее и убил.
– Я пекся о ней больше, чем о родной дочери, – промолвил Фрэнк Лоури. – Никто не сможет попрекнуть меня в том, что я плохо заботился о Мюриэль.
Часы показывали половину четвертого. Карелла и Фрэнк сидели в маленьком тесном офисе при автомастерской Лоури. Из окна Карелла видел, как техники возились с машинами. В воздухе висел резкий запах политуры и эмали. Время от времени до собеседников доносился стук молотка по металлу.
– Думаете, нам было легко принять в семью еще одного человека? – спросил Лоури. – С тех пор прошло уже два года. В те времена мастерская еще мне не принадлежала, и я вкалывал как проклятый, чтобы свести концы с концами. Но Мюриэль приходилась племянницей моей жене. Что прикажете делать? Выставить ее вон? Куда девчонке было деваться? Кроме нас, больше родственников у нее не имелось. Раз ты мужчина, значит, ты должен уметь брать на себя ответственность. Раз ты любишь жену, изволь любить и ее родню. Знаете, что я вам скажу? Если бы я знал, чем все закончится, я бы ее сдал в детский дом. Ни за что бы ее не приютил. Видите, как оно получается? Пытаешься поступать по-христиански, а в результате… – Фрэнк покачал головой.
– Мистер Лоури, я пытаюсь выяснить одну вещь, – промолвил Карелла. – Можно ли было предположить подобное развитие событий? Вы ничего не замечали? Может, у ребят были напряженные отношения? Может, они ссорились, может…
– Они чудесно ладили друг с другом, – ответил Лоури. – Слушайте, они были словно родные брат и сестра. Так у себя и запишите. Они были как родные брат и сестра. Именно так я их воспитывал, именно так они и относились друг к другу. Я им ни в чем никогда не отказывал. Они все для меня были родными детьми. Энди чего-то хочет – пожалуйста. Мюриэль? Да ради бога! То же самое с Патрицией. Я ко всем им относился как к родным детям, так было с того самого первого дня, когда Мюриэль переступила порог моего дома. Не буду врать, она звала меня дядей Фрэнком, но с тем же успехом она могла называть меня и папой – потому что я и был ей отцом. Причем, я считаю, хорошим отцом. Ни в чем отказа не знала. Но и порядки я установил строгие. Отцу без этого нельзя. Согласны со мной? Строг я был не только с Мюриэль, но и с Патрицией. В этом смысле я тоже различий между детьми не делал.
– В каком смысле вы установили строгие порядки? – спросил Карелла.
– Ну, например, свиданки с парнями. Я, между прочим, до сих пор не разрешаю Патриции ходить на свидания с молодыми людьми – я считаю, что она еще для этого маленькая. Знаете, какая сейчас молодежь пошла? Тринадцать, а то и двенадцать лет исполнилось – всё, понеслась душа в рай. Нет, сэр, я такого своим детям не позволю. Я разрешил Мюриэль бегать на свиданки, только когда ей исполнилось семнадцать лет, да и то поставил ей условие – чтоб она предварительно знакомила меня со своими парнями. Хочешь, чтоб Мюриэль пошла с тобой гулять, – изволь зайти за ней ко мне в дом, посмотреть мне в глаза и пожать мне руку. Знаете, бывают такие, заедут за девушкой на машине, побибикают внизу, а она уже побежала, задрав хвост. Такого в моем доме отродясь не водилось. Ну и комендантский час ввел – куда ж без этого. Чтоб в полночь была дома – и ни минутой позже. Когда была та проклятая вечеринка, мы сказали девочкам, чтобы вернулись вообще к одиннадцати, – потому что они были одни. Я бы пошел их встретить, но приболел, грипп подхватил, а на улице так и лило. – Лоури, замолчав, посмотрел на свои руки. В мастерской один из работников принялся наносить распылителем на машину зеленую краску. Образовалось зеленоватое облачко, напоминавшее стаю кузнечиков. – Я вот все думаю, а что, если бы я пошел их встречать? Что, если бы я увидел, как мой… мой родной сын творит с девочками такое… Мистер Карелла, случилась самая ужасная вещь, которая только могла со мной произойти. Я знаю, что, даже если проживу тысячу лет, ничего паскудней этого со мной уже не будет. Я потерял Мюриэль, которую любил как родную дочь, а теперь еще потеряю и сына – ведь его закатают в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. И лишь Господь знает, как все это скажется на Патриции. Ей всего пятнадцать лет, а какой кошмар ей довелось пережить. На ее глазах родной брат превратился в бешеное животное. Мистер Карелла, мне кажется, что мы уже никогда не будем такими, как прежде. Никогда. Порой мне начинает казаться, что Мюриэль даже повезло – она уже отмучилась. А нам с этим жить всю оставшуюся жизнь. Получится ли это у меня? Порой мне кажется, что нет.
– Мистер Лоури, насколько я понимаю, ваш сын обычно встречал Мюриэль с работы. Это так?
– Да, это правда. Было такое дело.
– Это вы его об этом попросили?
