командиру, засевшему в непознанных дебрях подсознания. Вот его они слушались. А благие намерения собственной хозяйки ни в грош не ставили.
— Хорошо, заедем, — абсолютно бездумно пообещала Юлька нанести визит козырному доктору. — Только не сегодня. И не завтра! — встрепенувшись, поторопилась исправиться она. — Не желаю тратить на это выходные.
Явилось ощущение, что ей не придётся побывать у Андрюхи Сироткина: ни в этой жизни, ни в любой другой. И это внезапно жутко обрадовало.
— Заскочим к Машке? — попросила она.
Он согласился. С виду легко — только улыбка чуть заметно потускнела. А Даянчик никогда не ревновал её к единственной задушевной подруге — прострелило голову остро царапнувшей мыслью. Никогда.
Глава 10
Потеря единственной подруги сродни получению инвалидности
Птаха Маха — как первым обозвал её когда-то Даянчик — была дома. И с остервенением неистребимого фаната отдавалась любимой забаве: изменению обстановки в доме. Все шестеро её мужиков — супруг и пятеро сыновей — слиняли по такому делу из родного гнезда. Прихватили даже последыша — трёхлетнего Митьку — приобщив малого к национально-освободительному движению «Спасайся, кто может».
Подруга не заметила «потери бойцов». Бывшей тяжелоатлетке с баскетбольным ростом не составляло большого труда ворочать мебель. Инженерное образование тоже шло в дело: Машка безошибочно вычисляла точки приложения своей богатырской силушки. Как говаривал Даян: для облегчения неженского труда во имя бабских прихотей.
Глава семейства Машки был ниже её на полголовы, вдвое уже в плечах и к тому же программист. Обожая свою могучую лапушку, Славка, тем не менее, на поводу у неё шёл со скрипом. Особенно во всём, что касалось бесплодных усилий.
К каковым законно относилось ежегодное перетаскивание мебелей в их пятикомнатной «бобровой хатке». Где младшие спиногрызы «бардачили» стихийно и бездумно. А парочка старших идейно — как и безответственный отец, живущий в мире неподвластной нормальному разуму математической абракадабры.
Узнав, что у Машки очередной приступ «обновления», Кирилл взмолился о пощаде. Юлька с удовольствием отпустила его на волю: хотелось поболтать с подругой по душам, раз уж попытка с любимым провалилась. Так что на пороге «бобровой хатки» гостья нарисовалась в удобном одиночестве. Толкнула незапертую дверь, вошла и принялась разоблачаться.
— Ходи осторожно! — откуда-то из недр квартиры предупредило её музыкальное Машкино контральто.
Своевременное предупреждение: там же в недрах что-то рухнуло. Грохот и погребальный звон стекла накрыли решительное бормотание подруги: Машка всегда разговаривала с мебелью, объясняя той причины её переезда с места на место.
— Ты жива?! — уточнила Юлька, вешая парку на торчащий из стены громадный гвоздь.
Одна из стен прихожей была утыкана ими от пола до потолка. Многофункциональное изобретение старшеньких отпрысков: дескать, можно повесить что угодно куда угодно на любой высоте. Дорога не стена, дорого внимание — оценил отец их труды, спасая детей от расплаты: мама очень рассердилась.
Славка утвердил результат: пускай будет. С тех пор вся стена обросла выставкой неисчислимого барахла многодетной семьи. И отыскать свободный гвоздь удавалось не сразу. Но всегда. Юльке, честно говоря, идея Вячеславовичей понравилась: удобно же! Как бы не кривилась Машка. Ну, да на ту трудно угодить, если уж она записала твоё достижение в просчёты. С этим у неё строго: раз и навсегда — как не подлизывайся.
— Ещё как! — жизнерадостно заверила подруга, выплывая из супружеской спальни непобедимым ледоколом, только что располовинившим Антарктиду.
Несмотря на пятерых детишек и маячивший на горизонте сороковник, спортивной форме Птахи Махи мог позавидовать любой римский гладиатор. Максимально русская из пресловутых русских баб. Что и коня на скаку, и в горящую избу, и супостата на вилы. При этом красавица, умница и непобедимый оптимист.
Сейчас этот образчик всепобедной русской красоты и мощи напоминал селянку, согнанную с места половецким набегом. Прямо в чём застали: в трусах и майке. Казалось бы, дефилировать в таком виде и не запирать двери чревато: мало ли кто может вломиться в дом? Но в случае Машки её обнажённые длинные мускулистые ноги вызывали больше опасений, нежели эротически-насильственных фантазий.
— А трюмо всё равно собиралась менять, — оценила она мизерность потери. — Зато у Тришки с Гришкой теперь есть тумбочка под бельё. И даже одно зеркало осталось. Левое. Почти целое. Двигай на кухню. Там пока порядок. Ею завтра займусь.
— Как насчёт «смотреться в разбитое зеркало»? — уточнила Юлька, сунув ноги в гостевые тапки. — Говорят: к несчастью.
— А! — небрежно отмахнулась гордая мать, заплывая на кухню впереди гостьи. — Чушь собачья. Они в Деда Мороза не верят! — в дурашливом ужасе выкатила она свои большие обалденно синие глазюки. — А ты про какие-то дремучие бабкины суеверия. Плевать им на эти неконструктивные необоснованные басни. Ты чего вдруг соизволила? — осведомилась Машка, включив чайник и озадаченно уставившись на три пустые вазы для «вкусностей».
Убедилась, что по мановению её грозно насупленных бровей кем-то бессовестно сожранное вазы не восполнят. Фыркнула и полезла в навесные шкафы. Чего там только не было! Не было только любого мало-мальски пригодного для чаепития пустячка. Если у тебя пять сыновей, попытка запасаться впрок кондитеркой бесперспективней бесперпективности.
— У меня есть конфеты, — вспомнила Юлька и понеслась в коридор за сумкой.
Машка иронично полюбовалась, как алчная гостья выложила на стол две коробки, зажилив третью.
— Трюфели не отдам, — заранее обозначила Юлька свою позицию. — Я уже настроилась их сожрать. Сегодня можно.
— Раз можно, значит, действуй, — одобрила Машка, доставая с полки любимый чай подруги. — Так, что стряслось?
За годы дружбы они так и не обзавелись светской привычкой ходить вокруг да около. Либо прямо и честно, либо вообще не заикайся — стало их девизом по молчаливому уговору с первых дней знакомства.
Юлька плюхнулась на мягкий угловой диван, вытянула ноги и честно доложила:
— Пока не знаю.
— Но стряслось, — уточнила Машка, заливая заварку кипятком.
— Вроде да.
Себе хозяйка дома набодяжила цикория с молоком, то и дело косясь на гостью. С её лёгкой руки и Юлька пристрастилась к странноватому напитку, пахнущему завтраками в полузабытом детском саду тридцать лет назад. Но сегодня на цикорий не тянуло. И Машка поразительным образом чувствовала это.
Она выдержала многозначительную паузу и озвучила результаты своего наблюдения:
— Никаких следов счастливого восторга влюблённой дуры. Налицо кислая рожа, офигенный фингалище и прочий ущерб на теле. Он что, тебя лупит?
— Пока нет, — рассеянно протянула Юлька, прикидывая, с чего бы начать повествование о делах своих грешных.
— Пока? — иронично усмехнулась Машка. — То есть, не исключено? — затренькала она своими любимыми чашками для особо «приближённых» гостей.
— Не злопыхательствуй, — поморщилась Юлька, выуживая из сумки трюфели.
Подначки мешали сосредоточиться, не мешая вскрывать коробку.
