В епископских грамотах есть лишь намеки на финансовые затруднения Симона, которые зато становятся очевидными в «Житии и страстях Уильяма Норвичского» Томаса Монмутского, где сказано, что в 1150 году рыцарь находился в отчаянном положении. Он снова появляется в документах конца 1160‐х годов как хозяин избитого слуги[295]. Семья де Новеров была долгое время связана с капитулом собора и его епископом. Возможно, семейные узы соединяли Симона с приором. Бóльшая часть земель, которые держал Вильгельм де Новер в начале века – от двенадцати до тридцати трех владений по лучшим прикидкам, – оказались в руках Ферреров (Ферраров) из Уормгея[296]. Хотя Уормгеи не оставили по себе памяти крупных жертвователей приорату или епископату, по крайней мере один член их семьи стал монахом и дорос до чина субприора, а потом приора (1150–1158). Этот Ричард де Феррар являлся одним из ранних сторонников св. Уильяма; и в 1166 году племянник Ричарда, Уильям Фиц-Уильям, держал десять рыцарских феодов от епископа. Возможно, Симон был связан с приором Ричардом де Ферраром и домом Уормгеев по женской линии[297]. Реджинальд де Варенн, управлявший землями своего брата, женился на Алисе де Уормгей, позже основал приорат Уормгей и построил курганно-палисадный замок Уормгей недалеко от Кингс-Линна[298].
Возможно, перед нами пример возвышения одной ветви большой семьи эпохи Завоевания за счет другой ветви. Симон де Новер с его единственным землевладением являлся бедным родственником, цеплявшимся за свой феод и требовавшим уважения к себе как к норманнскому рыцарю. Хотя их состояния были несопоставимы, у Симона и приора Ричарда имелся общий интерес в распространении культа св. Уильяма. Симону он послужил, как мы увидим, для оправдания на суде по справедливому обвинению в убийстве. Для де Феррара поддержка бедного родственника путем распространения культа Уильяма могла стать относительно безболезненным способом защитить интересы как семьи, так и церкви.
Катастрофический Второй крестовый поход длился два долгих года. Почти никто из англо-норманнских крестоносцев, отправившихся в путь в начале 1147 года, не вернулся домой[299]. Вильгельм де Варенн погиб в январе 1148‐го в засаде, которую турки устроили авангарду французской армии (наследницей после него осталась единственная дочь); погибли и его шурин Ги де Понтье, и другие рыцари из Англии, например Стефан де Мандевиль[300]. Последний предводитель крестоносцев, король Людовик Французский, вернулся на родину летом 1149 года. Единоутробный брат де Варенна Валеран де Мелан, граф Вустерский, потерпел кораблекрушение у берегов южной Франции, возвращаясь домой в декабре. Симон де Новер, возможно, был одним из немногих, кто вернулся в Англию. В любом случае, как уже отмечалось, к концу 1149 года он уже находился в Норвиче и по уши погряз в долгах.
Единственным светлым пятном в общем мраке, окутавшем средневековый христианский мир после Второго крестового похода, был успех небогатых англичан, которые помогли захватить Лиссабон, – моряков, механиков и купцов без благородного предводителя; но это только подчеркивало катастрофу, постигшую тех рыцарей и их высокопоставленных сеньоров, которые откликнулись на призыв папы и отправились прямо в Святую землю[301]. Симон де Новер, несомненно, слышал славные истории о доблести в битве, о богатой добыче и плодородных землях, тогда как сам он зимой 1149 года был вынужден отапливать свой дом торфом с норфолкских болот, думая о жарком солнце, палящем людей, которых он, возможно, знал, – людей, преуспевших в жизни, устроившись на щедрых средиземноморских берегах, пока он сидел в сыром Норвиче, в долгах и в отчаянии, задержанный по обвинению в убийстве[302].
Глава 3 СудВ 1150 году, после пяти лет забвения, Уильям Норвичский неожиданно получил все знаки внимания, полагающиеся святому. Он являлся в многочисленных видениях, его останки немедленно перенесли в монастырское здание, а на следующий год состоялась их translatio («перенесение») вначале к главному алтарю собора, а потом в особую часовню. На гробнице Уильяма появились ковер и свечи, а также крест. Его зубы и обрывки одежды превратились в бережно хранимые реликвии. Рядом с гробницей подобающим образом свершались чудеса, сведения о них собирались, исследовались и тщательно записывались. Уильяма упоминали в хрониках, его слава дошла до Баварии, где его внесли в мартиролог[303]. В 1149 году его почти не знали даже в Англии, а к 1150 году Уильям Норвичский именовался святым по обе стороны Ла-Манша.
