Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
либретто, дабы укрепить патриотические мотивы.
Критической точкой, как на сцене, так и вне нее, стало агрессивное па-де-труа, исполняемое Герино и сестрами Санковскими. Как только танец закончился, Александра убежала со сцены с переполненным мочевым пузырем. Она не услышала, что пора возвращаться, и с опозданием вышла на поклон. Предполагалось, что артистка выйдет на сцену перед Герино и сестрой, чьи звания были выше, но из-за того, что танцовщица замешкалась, порядок пришлось изменить.
Герино рассвирепел. Он зашел за кулисы, схватил Александру за руку и вытащил на сцену. Балерина споткнулась и вынуждена была освободиться, чтобы не упасть. За сценой партнер дал ей пощечину и пнул на глазах у хора. Она упала в обморок и провела шесть дней в постели. Рассказ Александры о нападении, использованный в качестве официального обвинения, повлек за собой расследование и расспросы зрителей и членов труппы, ставших свидетелями происшествия или слышавших о нем.
Пощечина описывалась как шлепок в комически-спутанных воспоминаниях некоего капитана-лейтенанта Мухина, который утверждал, что Герино «поднял руку и шлепнул ее по левой щеке прямо рядом с глазом». «Пораженное и разгневанное лицо» женщины заставило военного решить, что «она была по-настоящему задета». Однако, рассуждал тот, «пнул ли мсье Герино ее по голени, или же она его, как заявляет сам танцовщик, я не видел, поскольку на ноги их не смотрел. Тем не менее, по всей вероятности, с учетом того, что Санковская стояла перед ним, ей пришлось бы потянуться назад, чтобы ударить мсье Герино. Но ничего определенного я об этом сказать не могу. Вернувшись за кулисы, я, как лицо, не имеющее непосредственного отношения к разбирательству и необязанное ничего говорить, молчал до тех пор, пока не появился инспектор репертуара, статский советник Верстовский, объявивший, что „Мсье Герино повздорил с мадемуазель Санковской, она назвала его свиньей“. К чему я, как свидетель происшествия, счел себя обязанным добавить: „Ее оправдывает то, что мсье Герино ее ударил“»[215].
Дело передали в Санкт-Петербург для дальнейшего разбирательства. Судья назначил артисту штраф в размере двухнедельного жалованья, что, возможно, показывает в некотором смысле обыденность подобных происшествий. Его также заставили принести извинения пострадавшей, что он, к ее удовлетворению, сделал, и предупредили о том, что дальнейшие подобные инциденты могут привести к увольнению.
Тот факт, что слово «пинок» в московских свидетельствах о нападении было написано с мягким знаком («пинька» вместо «пинка»), а в петербуржских — без мягкого, может показаться незначительным, но это доказывает их правдивость. В этих двух городах люди говорили по-разному. У москвичей сохранился местечковый диалект, отвергнутый царским двором; русский язык был более мягким в Москве, нежели в столице. Зато искусство было жестче.
Репутация танцовщика оказалась испорчена. К нему пренебрежительно относился управляющий Московских Императорских театров Верстовский, шутивший в письме к своему начальнику в Санкт-Петербурге, что «сколько бы ни пытались научить Герино вести себя как полагается, он остается все тем же негодяем»[216].
Его лебединой песней стал бенефис 29 октября 1845 года; следом закончился контракт и случились, как из приличия называли их знающие люди, «неприятности». Они, впрочем, не закончились на ссоре с сестрой Санковской и продолжились с другой танцовщицей, Луизой Вайсс, чья красота компенсировала недостатки в технике. Балерина начала карьеру в Германии, в Дармштадте, где танцевала в театре, построенном великим герцогом Гессенским, а после переехала в Лондон, снискав, по разным источникам, или большое признание, или лишь частичный успех.
Царевич Александр Николаевич (будущий царь Александр II) имел сильные связи с Дармштадтом после женитьбы на принцессе Марии Гессенской в Санкт-Петербурге в 1841 году. Он пригласил Вайсс в Россию и проявил интерес к ее выступлениям на сцене Большого — столь сильный, что некоторые считают танцовщицу его любовницей. Гедеонов также был в ней заинтересован и редактировал письма, которые она отправляла в московский театр с надеждой заполучить более выгодный контракт. Связи немки при дворе и особое отношение — включая возможность приобретать импортную обувь и получать авансовые платежи за выступления — сделали ее объектом слухов, как и ссора с Санковской.
В театре говорили о том, что москвичка считала Вайсс угрозой и сговорилась с Герино о том, чтобы выжить ее. Во время бенефиса артиста 29 октября 1845 года Вайсс исполняла партию из «Сильфиды» под нескончаемые громкие аплодисменты зала — за исключением клаки Санковской, пытавшейся заглушить хлопки освистыванием. Труппу вызывали на поклон несколько раз — по одному свидетельству 10, по другому — 15. Во время последнего поклона из ложи в балерину швырнули яблоком, бесцеремонно шлепнувшимся ей под ноги.
На следующий день Верстовский, не скупясь на детали, доложил о случившемся Гедеонову, отметив, что брошенное на сцену яблоко — это беспрецедентный случай, и учинил расследование в дополнение к тому, что уже провел дежуривший в театре офицер. Вайсс, добавил он, отказалась еще раз выступать в Большом, а мать и брат, проживавшие с ней в Москве, остались очень огорчены. Таким образом, под угрозу была поставлена попытка чиновника «уравновесить общественное мнение в отношении мадемуазель Санковской, очевидно привлекающей внимание к балету, но на которую не всегда можно положиться в связи с ее слабым здоровьем»[217].
Поскольку царевич Александр был благодетелем Вайсс и все равно услышал бы о случившемся от нее, Гедеонов решил, что его тоже нужно привлечь к расследованию. Он написал письмо, объяснявшее инцидент языком, понятным даже ребенку, для начала упомянув о том, что в последнее время у публики появился похвальный обычай деликатно бросать на сцену букеты цветов и что как в Москве так и в Петербурге зрители склонны вести себя прилично. Пусть яблоко и не принесло никакого вреда, он чувствовал необходимость найти того, кто швырнул его. Александр отнесся к случившемуся со всей серьезностью и поручил особому следователю вести дело от его имени.
Впоследствии Гедеонов докладывал, что Герино отдал большое количество бесплатных билетов студентам, включая тех, кто занимался фехтованием у театрального инструктора. Он также узнал, что утром 30 октября, на следующий день после того, как яблоко было брошено, кто-то слышал, как танцовщик спрашивал одного из зрителей, прошло ли представление, включая последний выход на поклон, по плану.
Нелепость происходящей драмы возросла еще больше, когда и Верстовский решил принять участие в разбирательстве. Он опросил каждого, кто мог иметь отношение к данному эпизоду, а после выразил разочарование несоответствиями в их показаниях. Одна из свидетельниц утверждала, что яблоко в Вайсс бросили на третьем поклоне, а не на десятом, и что оно было наполовину съедено и фактически превратилось в огрызок. Уцелевшие кусочки фрукта служили доказательством
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
