Галеви до нее, смеялась над боязнью привидений и духов — несмотря на то что Дик проповедовал достоинства русской имперской государственности.
Но на востоке, где прошлое еще не было изжито полностью, болезненное наследие распространено настолько, что народный сказитель чувствовал своим долгом разоблачать его. Для этого, однако, требовались более радикальные меры. Все старые этические трактаты, вместе взятые, не смогли бы разрушить гниющее здание прошлого так эффективно, как резкое обнажение индивидуальной и общинной глупости. Чтобы показать комическую сторону еврейской жизни прошлого, остававшегося на самом деле настоящим, певец народных традиций отбросил узы истинного благочестия и вступил в конфликт как истинный сатирик.
Обратив сатирический взгляд на последнее столетие еврейской жизни в Польше и России,
Дик обнаружил — с несколькими уже описанными исключениями — историю непрекращаю- щихся заблуждений. Собранные в порядке выхода в свет, его книги образуют собой что-то вроде хроники провинциальной глупости, которая начинается с отвратительной «Ночи 15 кислева» в 1771 г., когда в Вильне была основана больница для бедных, ставшая юдолью еврейской нищеты и общинной эксплуатации. Спустя полвека, около 1819 г., «Еврейский посланник» наносит визит в Санкт-Петербург, а оттуда в Вильну, превратив тем самым Литву в плодородную почву для всякого рода шарлатанов и мошенников. Милостивые цари пытались тогда принудительно цивилизовать упрямых евреев, но серия реформ столкнулась с отчаянным сопротивлением: «Первый рекрутский набор» 1827 г., «Паника» 1835 г. и «Реформа еврейского платья» 1844 г. Еврейская история — это мир наоборот, где привидение может быть реальным, а преступник может сойти за избавителя. Евреи восприняли благородные побуждения царя, как космическое наказание. Местные традиции представляли благодатную почву для паразитизма, пьянства и прочих нарушений норм цивилизованного поведения.
Взять, например, ежегодное зимнее собрание похоронного братства78. Как в библейские времена, когда природный цикл протекал в гармонии с религиозным культом, так и среди «наших еврейчиков в Аялоне [Аялон — анаграмма слова Вильна]» всего девяносто лет назад, часы тикали, безошибочно отмеряя время еврейских праздников и памятных дат. Так, в пятнадцатый день месяца кислее, каждый стоящий на ногах еврей был готов поститься, готовясь к продолжавшемуся всю ночь празднеству, устраиваемому Хевре кадише (погребальным братством). (О бедняках беспокоиться не следовало, ведь они постятся круглый год и никогда не бывают официальными или почетными участниками такого события.)
И именно в эту ночь единственным, кто расхаживал по пустынным улицам Аялона, оказывается бал-довер, Ангел смерти, который не может найти никого дома, а спросить, куда все подевались, не у кого. Но положение становится еще хуже, когда он обнаруживает ярко освещенный зал, где сидят триста человек, которые радуются, проклиная его имя, декламируя насмешливые плачи и всячески понося смерть. Он не может войти, потому что никто из присутствующих не попал в список тех, кто должен умереть этой ночью («и он страдал от этого, как человек, который узнал, что его лотерейный билет всего на одну цифру отличается от выигрышного номера», 20). Смерти приходится ждать, когда Элиньке Булке, пьяный могильщик из этого братства, выйдет на улицу облегчиться. Выведенный из себя дерзкими вопросами незнакомца, могильщик оставляет роскошный ужин и удостаивает его следующего ответа:
«Послушайте его! Он говорит, местные обычаи!» — воскликнул могильщик. «Покажите мне хоть одно место в целом мире, где не празднуют пятнадцатое кислева. Даже если ты дойдешь до самого края земли, до другого берега [реки] Самбатион, и там будут праздновать пятнадцатое кислева. Ты притворяешься!» (23)
Когда пьяная бравада никак не действует на ангельского эксперта по еврейским делам, у которого под крылом всегда есть еврейская Библия, на улицу вызывают зогера, проповедника братства, чтобы он вел ученый диспут. Почему, особо интересуется Ангел, люди кричат «било га-мовес ла-нецох, поглощена будет смерть навеки», если они не знают, откуда взяты эти слова (Ис. 25:8), и не хотят, чтобы у них отняли жизнь и отправили туда, где эти слова осуществятся. «Это не хула, — отвечает зогер. — Это наш крик радости, ведь это значит, что смерть уносит человека на веки вечные. И из этого мы узнаем, что мертвец никогда не вернется и не потребует обратно плату за свои похороны!» (33)
То ли от смеха, то ли от гнева Ангел смерти решает отменить смерть, чтобы наказать членов братства за их безграничное невежество и безжалостное стремление нажиться на мертвеце. Он возносится на небеса, чтобы заявить, что отказывается от своих обязанностей, но небесный суд предлагает компромиссное решение: пусть будет основана больница для бедняков, чтобы Ангелу больше не нужно было заниматься утомительными поисками жертв в отдаленных подвалах и лачугах. Если все бедняки будут умирать в больнице, которую содержит погребальное братство, его члены точно так же разорятся.
С помощью смехового этиологического мифа Дик уменьшает все в размерах: Смерть с тысячью глаз и мечом, с которого капают три разных яда; общинные институты, которые грабят бедного в пользу богатого; тайные знания и культы, которые насаждают невежество и узаконивают пьяные дебоши. Главная соль шутки состоит в контрасте между Смертью — трезвой, склонной к анализу, руководствующейся правилами и законами — и ее эмиссарами на земле — они пьют и жрут, мочатся и портят воздух, искажают и хулят. Фантазия и ночной праздник подавлены повседневностью, оскверненное прошлое — идеально чистым будущим. Теперь в Аялоне есть настоящая больница.
Даже в просвещенном девятнадцатом веке, когда образованные люди читали немецкие газеты, беспринципные люди наживались на ложных надеждах и ложной гордости. Человеку достаточно было появиться в Вильне, одетым «наполовину евреем, наполовину христианином, в длинном сатиновом сюртуке без пояса, в сатиновых чулках и башмаках того сорта, который называется хизмес, с зелеными носами», чтобы все приняли тебя — от его превосходительства Аврагама Данцига вплоть до реб Хаима Басса, наставника мальчиков из хора79. И если Вильна была легкой добычей для модно одетых мошенников с фальшивыми политическими рекомендациями, то насколько проще им было завоевать отдаленные местечки, где известия о еврейском «посланнике» из Марокко будут обсуждать еще долго после того, как его выведут на чистую воду?
Экономический беспорядок, который господствовал в Польше до установления царской власти, был достоин осуждения за то, как эффективно он изолировал евреев. Все, что делалось потом по приказу царя для «нормализации» еврейской жизни, встречалось с фанатичным, хотя и бесполезным сопротивлением. Вместо того чтобы с радостью принять на себя обязанности равноправных граждан, евреи сочли «Первый рекрутский набор» 1827 г. злодейским указом. «На следующий день наши раввины открыли свой старый арсенал и вооружили общину древним оружием старого царя Давида, то есть принялись читать псалмы»80. Юмор
