тот.
Эдам устало покачал головой.
— Замок осадили, но граф Лануор не признавал свою вину, — продолжил он свой рассказ, хоть и казалось, что теперь каждое слово даётся ему с трудом. — Отец не видел, когда его пленник из Сен-Марко сбежал вместе с младенцем, а, заметив, испугался, что его обвинят в пособничестве. Граф не желал сдаваться, всё ещё надеясь выторговать себе отсрочку и возможность оправдаться или хотя бы спасти жену и дочерей. Осада продолжалась несколько дней. Барон Норан приходил во всё большее раздражение и уже грозился вырезать всех, кого найдёт в замке, вплоть до лошадей и собак. И отец струсил окончательно. Ночью он открыл тайную калитку в крепостной стене и пробрался в лагерь Норана. Тем самым он спас себе жизнь, поскольку барон не был о нём предупреждён и, конечно, его бы постигла участь других обитателей замка. Чтоб доказать свою преданность, он провёл в замок через ту же калитку солдат барона и они перебили караул у ворот и открыли их. Граф Лануор до последнего защищал свою семью, но был убит, а потом убили и графиню. Они не пощадили даже девочек. Отец был единственным, кто уцелел. Граф Бренор сдержал своё слово, но отец всегда считал, что это была плата не за предательство, а за молчание. Он получил свои золотые ножны, но при дворе альдора его сторонились, а за глаза называли предателем. Он уехал в тот самый замок, которым до этого владел его погибший господин, и заперся в нём, занимаясь хозяйством и враждуя с соседями, среди которых был и барон Терлорин. Мне было тринадцать лет, когда Терлорин приехал к нам в замок и обманом заставил отца открыть ему ворота. Он так долго ждал возможности отомстить за своего господина! Он убил всех, даже собак и лошадей. Уцелел только я, потому что наш капитан в последний момент сунул мне в руку фамильный меч, на эфесе которого ещё была свежа кровь моего отца, и вытолкнул с крепостной стены, видимо, решив, что если богам будет угодно, я выживу. Я чуть не утонул в зловонной воде рва, с трудом выбрался и ушёл. Никто не попытался вступиться за меня, никто не оспорил право Терлорина на наш замок. Все гнали меня, как бродячего пса, и я покинул те места. Я три года бродил по лесам, нашёл таких же бесприютных мальчишек и стал их атаманом. А потом встретил моего господина, который спас меня, — он обернулся к Марку. — Я думал, что моя жизнь переменилась, и был так счастлив служить моему благодетелю. Но теперь… — он перевёл взгляд на Ортанта, — Я поеду с вами, мой лорд, и буду свидетельствовать в пользу вашего отца, а потом… — он подошёл и опустился перед ним на колени, — потом, если вам будет угодно, я по старому обычаю отдам свою жизнь в уплату за измену моего отца.
— Хватит, — покачал головой Ортант и наклонился, чтоб взять его за локоть, — поднимайтесь, барон. Вы ни в чём не повинны ни перед моим отцом, ни передо мной. Едва вы появились в Сен-Марко, я понял, кто вы, и внимательно наблюдал за вами. Но вы не такой, как ваш отец, вы благородный человек и беспредельно преданы графу де Лорму, что доказали уже не раз. К тому же боги и так наказали вас, хоть я и не считаю это справедливым, послав вам такое же испытание, что и мне. Вы лишились дома и семьи, но к тому же до того, как были спасены, испытали лишения, скитаясь в нищете. Я буду благодарен вам, если вы поедете со мной в луар и повторите ваш рассказ перед судом лордов.
Эдам выглядел совершенно обессиленным, и Ортант помог ему подняться на ноги, а потом обернулся к графу Алвенору, словно тот снова был членом суда лордов, судившим его отца.
— Это… лишь сомнительные показания мальчика, которому всё известно лишь с чужих слов, — произнёс старик. — Возможно, он верит в то, что говорит, но если это правда, то что делать с теми письмами?
— Бросьте их в камин и забудьте, — заявил маркиз де Лианкур, который внимательно следил за происходящим. — Как вы помните, лорд Алвенор, тем самым коннетаблем Сен-Марко, с которым якобы встречался и переписывался граф Лануор, был я. И я только что с удивлением узнал об этом, потому что никогда не писал ему, не получал от него писем и в глаза его не видел. Граф Лануор тогда был для нас большой угрозой. В конце предыдущей военной кампании он выиграл несколько сражений, и мы с трудом сумели сохранить некоторый паритет, чтоб не проиграть окончательно. Он был умён и способен на совершенно неожиданные решения. Позже я знал только одного столь же талантливого стратега, — он недовольно покосился на Беренгара, — это был король Арман. Но тогда он был ещё ребёнком, и я не спал ночами, изучая карты проигранных сражений и размышляя, что придумает в следующий раз Лануор. И вдруг из луара пришла весть о том, что его обвинили в измене и казнили. Я вздохнул с облегчением. Я сразу подумал, что он, давний наперсник альдора и талантливый полководец, скорее всего, стал жертвой придворных интриг, но и не подозревал, что играю столь странную роль во всей этой истории. Просто альдор сам сделал одолжение королю Франциску, собственными руками устранив угрозу для нашей армии. Я ещё раз повторяю, что ни у меня, ни у тайной полиции не было никаких связей с графом Лануором. Потому вам следует разбираться в луаре, кто там был прав, кто виноват, и не припутывать ко всему этому Сен-Марко! — он сурово пошевелил лохматыми бровями и обернулся к королю, словно докладывая ему, что в очередной раз защитил трон от посягательств врага.
— Всё складывается, — задумчиво проговорил Ликар. — Похоже, есть обстоятельства, которые могут быть положены в основу пересмотра этого дела. Но если графа Лануора оговорили, то кто и зачем это сделал? Граф Бренор? — он взглянул на седого лорда, который задумчиво смотрел на де Лианкура, в искренности которого не мог сомневаться.
— Сын графа Бренора был тогда многообещающим молодым военачальником, — нехотя ответил он, повернувшись к Ликару. — При наличии прочих претендентов на роль главнокомандующего, он всё же имел хорошие шансы получить этот пост. Кстати, тогда же погиб при странных обстоятельствах граф Эрен, который тоже хорошо показал себя на поле боя и мог стать заменой Лануору. Остальные были не столь выдающимися стратегами. Может, граф Бренор просто освобождал путь к славе для своего сына?
