ужин без меня не состоялся.
— Просто кофе.
Включив чайник, я любезно достала из верхнего шкафчика кухни две чашки, а следом достала баночки с чаем и кофе.
— Кофе… Так, кофе.
Вспомнив одну важную мелочь, вдобавок ко всему, следом достала баночку с душистым медом…
— Черный, без сахара с медом?
Прекрасно помнила какой кофе он всегда пил.
— Ты помнишь..
Издает лёгкий смешок.
— Помню…
Пока я делала ему кофе, каждой своей клеточкой чувствовала его пронзительный взгляд, который буквально прожигал мою спину. Выставляю кружку с крепким напитком рядом с Марком, сама сажусь напротив.
— Ксюш, кто отец твоих детей?
Впивается в меня безжалостным взглядом. Медлю…. Понимаю что сейчас придётся врать. Врать, ради безопасности своих детей.
— Марк, я не знаю что ты себе там напридумывал… Но, отец моих девочек не ты.
Боже мой, как же тяжело смотреть в эти любимые до боли глаза и врать… Нагло и неудержимо врать… Да, я испугалась… Испугалась за жизнь своих самых родных, любимых маленьких ангелочков.
— Кто он? Просто ответь на этот элементарный вопрос. Назови мне имя отца своих девочек. Если я их отец, я имею право знать.
— Ты…
Видно было как он замер, на его лице за секунду сменилась тысяча разных эмоций. Надежда… Непонимание… Восторг… Смятение… Он с замиранием сердца ожидал ответа. Я меня всю уже выворачивает наизнанку.
— Ты… Ты не их отец, Марк.
Мгновенно встречаюсь с его ледяным взглядом… Господи… Этот взгляд, который сейчас приковывал меня к этому стулу, заставляя покрываться все моё дрожащее тело липким потом. Становится трудно дышать… Не могу сделать и вдоха от страха.
— Кто он?
Чувствую как он напряжен, мышцы заиграли сквозь плотную чёрную рубашку, плечи колко дрогнули, замечаю как он встревожился, в глазах мелькнула надежда, а его лицо заметно изменилось.
— Марк… Их отец, Антон. Я ответила на твой вопрос. Уезжай в Москву, больше тебе здесь нечего делать.
Все! Сейчас я забила последний гвоздь в крышку своего гроба под названием «Марк». Видела по его глазам как ему больно от услышанного, но отступать я была ненамеренна…
— Даже если не я их отец, плевать! Я хочу быть с тобой… Да черт возьми! Я хочу быть с вами! Рядом, понимаешь…
Марк резко подрывается с места и оказывается прямо напротив, садится на корточки и до боли сжимает мои ладони. Его взгляд меняется, радужка его голубых глаз становится темнее. Глаза загораются огнем, который сжигает меня заживо, оставляя на моем месте кучку удушающего пепла.
— Когда я впервые их увидел, почувствовал какие-то несвойственные для себя чувства. Словно они мои… Родные. Мне все равно кто их отец… Даже если не я! Услышь меня! Я готов взять на себя ответственность. Слышишь?!
Обхватив моё лицо руками он будто пытался заглянуть в мою голову.
— Уезжай, Марк. Уезжай в Москву, уезжай к своей невесте! Забудь обо мне, ты прекрасно с этим справлялся на протяжении пяти лет. И сейчас справишься, правда?
Произношу отрешенным голосом, а самой становится тошно с каждым сказанным мною словом. Вижу огромную боль в его глазах, ту, которая плескалась и в моих глазах шесть лет назад.
— Я тебе уже говорил! Алиса мне не невеста и никогда ей не была. Придурок! Не знаю зачем тогда это сказал, может хотел что-то увидеть в твоих глазах.
— И что увидел?
Замираю в ожидании.
— Равнодушие, и тогда мне по-настоящему стало страшно… Страшно, что ты больше ничего ко мне не чувствуешь.
— Видимо не чувствую больше ничего.
Вру…. Нагло вру, скрываю свою дикую боль за маской безразличия. Глядя в его лазурные глаза, чувствую отвращение сама к себе.
— Значит тогда, это не было никаким недоразумением? У вас действительно все было?
Медленно поднял на меня глаза и усмехнулся своей усталой улыбкой, от которой мне стало еще хуже. Обреченно кладёт свою голову мне на колени. Так хочется сейчас просто прикоснуться к нему… Холодными пальцами невесомо касаюсь его волос, но потом резко одергиваю руку.
— Прости.
Сердце бьется в бешеном ритме, грезя вот-вот остановится.
— Все этих долгих и мучительных шесть лет я в глубине души надеялся что ты действительно меня не предавала, что возможно не поверив тебе, сам все разрушил, а оно совсем все оказалась по другому.
Я просто смотрела на него и молчала.
— Он знает о них?
— Нет.
Отрешенно мотаю головой в разные стороны.
— Почему не сказала ему?
— Мы не виделись с ним, после… А потом как-то не до этого было, да и зачем сейчас..
— Я понял..
Выпускает мои ладони из своих, а я сразу чувствую пустоту.
— Мой тебе совет. Расскажи ему, я бы на его месте хотел знать что у меня есть ребенок, а у него тем более их двое…
Сунув руки в карманы и не глядя больше на меня, Марк поднялся на ноги и подошёл к окну.
— Я понимаю что вы может не общаетесь с ним, но ваши девочки не должны от этого страдать… Они у тебя замечательные.
— Он нам не нужен. Ни девочкам, ни мне. Я не готова снова испытывать ту боль… Пойми меня. Уезжай..
— Ксения, скажи ему, пока не стало слишком поздно. Он должен знать. Если бы…
Он резко повернулся ко мне. Смотрит холодным взглядом, я нервно сглатываю, но продолжаю молчаливо смотреть в ответ.
— Если бы от меня такое скрыли, я никогда бы не смог простить…
— Никогда…
Томно шепчу на выдохе. Чувствую себя самый ужасным предателем. Марк приближается ко мне, пытается притянуть меня в свои объятия, но я пугливо отстраняюсь, выставляя перед ним руку.
— Настолько неприятно находится со мной рядом?
В его глазах зарождается непонимание. Как же тяжело себя сдерживать, хочется напросто растворится в его теплых объятиях. Но я стараюсь никак этого не показывать.
— Видимо тогда в кабинете, это был всего лишь порыв, которого я сейчас не чувствую по отношению к тебе.
На лице проскакивает жестокое хладнокровие и безумное безразличие, и он это замечает. Прости меня… Прости…
— Если ты так хочешь, я исчезну из твоей жизни, вижу что ошибся… Казалась, вернулась та прежняя Ксюша, а сейчас… Сейчас я вижу перед собой непроницаемую глыбу льда… Ты больше не тот ангел… Хотя, сам виноват, сам все испортил.
Прикрываю веки, понимаю что только что сейчас сама все испортила окончательно.
— В таком случае, прощай, Ксения Игоревна… Нитиевская.
Больше не говоря ни слова, он покинул мою квартиру. А я так и осталась сидеть взглядываясь отрешенно в одну точку. Злость всё ещё клокотала внутри на саму себя, она болезненно
