Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
пожал плечами.
Уткнулся взглядом в чай, снова просканировал стены – за что бы зацепиться, чтобы перевести тему?
– Красивая баба, – сказал он, указывая на стену.
По соседству с лысым квадратом выцветших обоев на месте сорванного портрета висела нарисованная Таей купальщица, собравшаяся повернуть голову, та самая, чей размер бедер некогда Люся приняла на свой счет.
– Покажешь?
Тая встрепенулась.
Внимание к своему творчеству она ценила выше прочих проявлений симпатии. Мигом прощено было Захару невежественное непризнание оригами-тела, ведь своим художественным дарованием в глубине души Тая гордилась сильнее.
– Конечно! – воскликнула она, снова запрыгивая на диван прямо в кедах.
Захар не понимал ни в композиции, ни в перспективе ровным счетом ничего; положа руку на сердце, он мало в чем понимал вообще, кроме, пожалуй, «Доты», но он умело напускал на себя вид понимающего, чем легко привлекал не особо вдумчивых девчонок.
– Ты рисуешь вот прям… хорошо. Манера у тебя такая… смелая. Один штрих – и фигуре придана жизнь.
Вытянув руку с рисунком вперед, слегка склонив голову набок, Захар разглядывал купальщицу.
– Немного недостает объема. Есть над чем поработать. Но в целом. Неплохо. Может, подаришь?
Это был укол острым грифелем в самое сердце художника.
Да! Да! Да! Он оценил! Ему ПОНРАВИЛОСЬ.
Захару не нужна была картинка. Просто просьба подарить, небрежно добавленная в конце, показалась ему достойным дополнением комплимента. Просто ему хотелось нащупать грань своего могущества. Понять, на что в действительности готова ради него эта девушка. Люся говорила ему между прочим, что просила Таю подарить купальщицу, но получила отказ.
– Она твоя.
У Таи не возникло ни малейшего колебания, отдавать или нет, хотя она дорожила этой своей работой и считала ее лучшей за лето.
Среди его вещей будет что-то от меня. Он будет вспоминать обо мне. Хотя бы иногда.
Захар решил: момент упускать нельзя. Зачем он сюда пришел, в конце концов? Не только же затем, чтобы выполнить Люсину странную просьбу. Он пришел сюда за поводом поднять свое мужское самолюбие на пару десятков пунктов. Раз уж заговорили о Таиных рисунках…
– У тебя есть тут мои портреты? – будто бы в тему спросил он.
– Это с какой радости?!
От неожиданности и смущения голос Таи звучал грубо.
– Ну… Не знаю… – пробормотал Захар, отвернув лицо.
– Нет у меня никаких портретов, – отчеканила Тая, чувствуя, что краснеет.
«Может, показать? Ему будет приятно. Вдруг это что-то изменит».
«Портрет недостаточно хорош – не понравится. И он НЕ ДОЛЖЕН знать! Ни в коем случае!»
– А мне говорили, что есть.
Не уходить же несолоно хлебавши, как журавль от лисы? Захар чувствовал: надо немного нажать.
«Не колись. Пожалеешь».
«Он обрадуется, стоит показать…»
«Глупость! Ты ведь сама знаешь, как плохо ты рисуешь. И как непохоже получилось. Да еще и Захар в сотый раз убедится, что он король твоих мыслей. Стыдно».
«Можно показать».
«Жалкая экзальтированная дура».
– Кто тебе говорил? – спросила Тая строго.
– Да так…
Захар катал носком кеда по половице мелкий камушек.
– Мужик? И сплетни собираешь? – съязвила Тая.
Тая глотала пустой обжигающий чай, глядя в черноту окна, отражавшую, подобно зеркалу, освещенную комнату.
– Правда, что ли, нет никаких портретов? – зримо погрустнев, переспросил Захар.
– А если бы были? Твоя какая печаль?
– Ну… это же… как бы… лицо мое!
Разговор о портрете явно давался Захару туго; он не знал, что сказать, запинался, выдавливал из себя слова, как последние капли зубной пасты из тюбика.
Факт существования портрета смущал его, давно уже привыкшего к девичьему вниманию и даже избалованного им.
– Если бы и рисовала, разрешения, знаешь ли, спрашивать не стала бы. Авторские права на твое лицо принадлежат Господу Богу, между прочим. И вряд ли он в претензии!
– Нет, говоришь, портретов?! – Глаза Захара внезапно блеснули хитринками. – А там что за рисунок?!
Мятая, наспех заправленная девичья постель.
И неосторожный уголок белого листа, выглянувший из-под подушки: «Кто не спрятался, я не виноват».
Тая не успела ничего ответить.
Бесцеремонно откинув подушку, Захар завладел портретом.
И взглянул на него.
И достался сам себе – ни мертвый, ни живой, ни чужой, ни свой – увиденный влюбленными глазами, странно прекрасный, нечеловечески идеальный.
И замер без возможности сказать хоть слово.
Томные признания, потные ладошки, теплые шеи, уши, пахнущие мылом и пробниками из «Рив Гош», застенчивые поцелуи – весь этот школьный любовный алфавит был пройден.
Но портрет!
Не разумом, сердцем Захар понимал: это – серьезнее, интимнее, глубже самых горячих прикосновений.
Эта диковатая худая девочка на него не вешалась. Не лезла целоваться. Она рисовала его лицо по памяти.
И что с ней теперь делать?
– Отдай!
Кузнечиком длинноногая Тая подскочила и выхватила портрет.
Не успел Захар опомниться – порвала на мелкие кусочки.
Будто он и не видел ничего. Поблазнилось. Пригрезилось перед рассветом.
Белые перья рваной бумаги разлетелись по комнате.
Птица-тайна вырвалась из рук, терзавших ее, порхнула в окно.
– Ну зачем? Это было очень-очень-очень красиво.
Ему понравилось! О, боги… Боги… Понравилось.
Тая повернулась и выбежала из дома.
Стукнула обитая металлом наружная дверь.
Ночь умыла вспыхнувшее лицо прохладой. Как из ручья.
На голову посыпались звезды – конфетти из хлопушки. Яркие, крупные звезды.
Все-таки сегодня – лучший день этого лета! И лучшая ночь!
Ты же наедине с ним! Не теряй ни минуты.
– У меня где-то была звездная карта, – раздался у Таи за спиной голос Захара. – Пойдем к шоссе. Я покажу тебе твое созвездие.
Тая смотрела в небо.
Звезды мерцали нежно, млечно – россыпь пайеток на темно-синем платье в отсветах телефонного экрана.
Этот парень.
Здесь. Со мной.
Не может быть…
Это слишком. Слишком прекрасно!
Карта представляла собою два наложенных друг на друга картонных диска с общей центральной осью; нижний диск был сплошной, с нанесенным рисунком звездного неба, верхний – чуть меньшего диаметра и с круглой прорезью, смещенной относительно центра; карту требовалось расположить на местности так, чтобы север карты глядел на север, а юг на юг; верхний диск следовало вращать относительно нижнего, ориентируясь на отметки по краям – с датой и временем суток. В руках бывалого звездочета или хотя бы человека, не прогуливавшего уроки астрономии, этот заумный блин становился способным на волшебство: небо в прорези превращалось в отражение неба над головой.
Захар, как ни прискорбно, пользоваться картой не умел.
Он вертел ее и так и сяк, точно нетерпеливый гость пустое блюдо, суетился, подсвечивал диски зажигалкой, силясь прочесть мелкие обозначения.
– Погоди, погоди, – повторял он беспомощно.
И Тая покорно «годила» – что же ей оставалось?
Под предлогом – «я помогу» – она тоже склонилась над картой, шалея от возможности придвинуться ближе, еще ближе…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
