Госпожа д’Анкр приняла смерть мужественно. Это подтверждают все очевидцы тех событий. Даже сам кардинал де Ришелье в своих «Мемуарах» отзывается о ней весьма положительно. Он, в частности, пишет:
«Отец ее был столяром, мать — кормилицей королевы; таким образом, она являлась молочной сестрой Ее Величества, старше той месяцев на пятнадцать или двадцать. Они росли вместе, с годами их дружба крепла: ее верность, заботливость, стремление услужить госпоже не знали себе равных; та платила ей нежной привязанностью, к тому же она так хорошо разбиралась в том, что увеличивает красоту девиц — в нарядах и украшениях, что ее госпоже казалось, будто другой такой же не сыскать в мире, и что, если она потеряет эту, замены ей не найдется».
Это привело к тому, что она знала все секреты своей повелительницы…
Прибыв во Францию, Леонора немедленно была признана фавориткой королевы, которой без особого труда удалось добиться согласия на это у короля. Склонность к Кончино, зародившаяся в душе Леоноры еще во Флоренции, вкупе с недоверчивостью к французам привели к тому, что она вышла замуж за Кончино, ставшего первым метрдотелем королевы; сама же Леонора была ее фрейлиной…
Леонора и ее супруг взлетели на вершину власти, заняв такие должности, которые до них и не снились чужестранцам.
Она держалась на вершине славы с такой простотой, что не заботилась о том, будут ли считать основным действующим лицом ее или ее супруга. При этом именно она была главной причиной и основой их удачного продвижении вверх, и потому, что именно ее любила королева, и потому, что пламя честолюбия ее супруга заставляло его поступать столь рьяно и неосторожно по отношению к королеве, что порой маршалу не хватало необходимей ловкости, дабы достичь чего-то желаемого. Она же легко доводила дело до конца; она не сообщала королеве о своих замыслах, не подготовив ее заранее, не подослав к ней одного за другим нескольких бывших на ее стороне лиц; кроме того, она использовала и министров, что нередко оборачивалось против них самих.
С самых первых своих шагов, скорее, по причине низменности своего ума, которая определялась не знатностью ее происхождения, чем умеренностью ее добродетелей, она более стремилась к богатству, нежели к почестям, и какое-то время сопротивлялась неумеренным аппетитам супруга…
Величие королевы, желавшей, чтобы роль ее ставленников в государственных делах была соотносима с ее собственными могуществом, а может быть, и злая судьба, устилавшая розами их путь, ведущий к падению, привели к тому, что их желания были полностью удовлетворены, и они получили все, о чем могли мечтать, — богатство, титулы, должности.
Однако росло недовольство ими: принцы, вельможи, министры, народ ненавидели их и завидовали им. Первой лишилась былой смелости и стала подумывать о возвращении в Италию Леонора, ее супруг не желал этого…
Разногласия и домашние ссоры с супругом, чьи устремления были противоположны ее собственным и пожеланиям окружающих, так подействовали на нее, что она лишилась здоровья. Разум ее пошатнулся: ей стало казаться, что все, кто смотрит на нее, желают ее сглазить. Она впала в такую тоску, что не только отказывалась беседовать с кем-либо, но и почти не виделась со своей госпожой…
Известие, что супруг решил отделаться от нее и уже подумывает о новой женитьбе на мадемуазель де Вандом, добило ее окончательно. Поначалу маршал скрывал свои намерения, нанося ей краткие визиты по вечерам и одаривая маленькими подарками… Однако, в конце концов, он почти совсем перестал ее навещать, тем более что уже не зависел от нее и оба они воспылали такой ненавистью по отношению друг к другу, что общались не иначе как взаимными проклятиями — скрытый знак несчастья, которое должно было свалиться на их головы.
Они были бы счастливы, если бы прожили в согласии и любви, если бы супруг благосклонно внимал советам жены, внушающей ему, что он поднял слишком большой парус для их маленького суденышка и был бы способен спуститься с небес, куда взлетел из самых низов…
Однако Господь, узревший в их поступках соблюдение ими собственных интересов вместо службы Государыне, пожелал, чтобы эти тщания стали причиной того, что их общее благо оказалось разрушено, а жизнь обоих оборвалась.
Думали, что преследование вдовы маршала должно было завершиться вместе с гибелью несчастной; однако сколь сложно измерить незаконно приобретенную власть, столь же трудно развеять злобу по отношению к той, которая превратилась из служанки в госпожу.
Была ли Леонора Галигаи полностью невиновной? Конечно, нет. Невинны только младенцы и святые. Но и те, кто желал ее смерти и потом обогатился за ее счет, были виновны в неменьшей степени. Уже на эшафоте у Леоноры спросили, каким колдовским путем она подчинила себе королеву. На это осужденная, понимая, что никаких шансов на спасение у нее не осталось, гордо ответила:
— Превосходством, которое существо, сильное духом, всегда имеет над другими…
Глава пятнадцатая
Ссылка Марии Медичи
Лишь после физического устранения Кончино Кончини и Леоноры Галигаи наступило настоящее правление Людовика XIII, хотя формально он был провозглашен королем еще осенью 1614 года.
Но его мать не могла вечно находиться под домашним арестом в Лувре. Это было опасно, ибо ее сторонники (а их еще оставалось немало) только и ждали сигнала, чтобы приступить к активным контрдействиям.
Несколько раз королева-мать пыталась встретиться с Людовиком XIII, но каждый раз натыкалась на отказ. Аналогичным образом ей отвечали и по поводу встречи с Анной Австрийской, через которую Мария Медичи надеялась хоть как-то воздействовать на сына-короля. Герцог де Люинь бдительно следил за тем, чтобы королева-мать не имела никаких контактов с внешним миром. Он даже приказал разрушить мост, по
