того, сорок драхм за каждый удачно проведенный поединок.
Саул: Ничего себе!
Советник: Запрашивали пророка. Он сказал, что через три тысячи лет такая сумма за хорошего нападающего покажеться смешной.
Саул: Мне не до смеха!
Советник: Да! Период противостояния отрицательно сказывается на биржевых показателях. Акции предприятий хай-тека уже упали на два пункта.
Саул: Это тех, что колеса производят?
Советник: И счетные палочки. И во время военных действий снижается спрос на продукцию химических комбинатов Метвого моря.
Саул: Это на новомодное мыло? Конечно! Какой же мужчина будет мыться во время войны?! Разве что Давид! (все вокруг смеються)
Вбегает вестовой.
Вестовой: Царь! Давид опять…
Саул: Опять у баб?!
Вестовой: В шатре у наложниц. Обсуждают твою политику. Давид сказал, что если бы он был царем, то не допустил бы, чтобы какой-то Голиаф унижал целое войско.
Саул: Ну все! Кончилось мое терпение! Третья рука, говоришь, на баб и не смотрю, говоришь! Я знаю теперь, кто выйдет на поединок с Голиафом!
СЦЕНА 3
Перед шатром Саула
Саул: Ну, что там?! Солнца прямо в глаза! Ничего не вижу!
Вестовой: Ругаются! Голиаф нашего называет цыпленком, а тот его – коровой толстозадой.
Саул: (вытерая слезу) Какой все-таки храбрый мальчик! Ну, что там?
Вестовой: По-прежнему ругаются. Давид стоит далеко от этого здоровяка, и как тот хоть шаг делает, отбегает.
Саул: Ах! Зачем я послал мальчика на смерть?! А! Плевать на законы боя! Передайте пращникам, как только Голиаф приблизиться на расстояние броска, забить его камнями.
Подходит советник:
Советник: Царь! Мы договорились с тренером Голиафа! Сорок быков ему уже перегнали!
Теперь, в качестве жеста доброй воли, он проиграет поединок с нашим воином, и притворится убитым.
Саул: Скупать акции химических комбинатов! Срочно! Как только арбитры зафиксируют поражение – посла князьям филистимским с предложениями мира на любых условиях.
Мы даже готовы финансировать развитие у них передовых производств!
(вестовому) Ну, что там?
Вестовой: Так Ваше Величество! Лежит этот Голиаф. Как там его наш Давид уделал, никто не видел, но факт, что лежит.
Появляется Давид
Давид: Царь! Божьей волей филистимлянин поражен! Я сражался как лев во славу твоего имени и имени Божьего!
Самуил: (появляясь сзади) Какой умный и перспективный юноша! Уважает старших и чтит Бога. Запомним!
Саул: А что это ты так отвратно пахнешь? Уж не обделался ли ты, победитель?!
(советнику) Выдать ему две пачки нашего мыла! Заодно начнем рекламную компанию.
Слава Богу! Переходим к мирному строительству!
СЦЕНА 4, Финал
Саул принимает парад. Проходят воины. Женщины бросают им под ноги цветы. Женские крики: «Саул побил тысячи, а Давид десятки тысяч!»
Саул: (советнику) Кстати, мылу нужно присвоить фирменное название «Давид»! У нас же основной потребитель кто? Бабы. А они от Давида млеют. Пусть воображают, натираясь мылом, что это он их охаживает. Нет! Лучше – "Давид – победитель Голиафа" Умный поймет и посмеется.
11 Безвременье
Я очнулся от боли. Нет, боли как раз не было. Я очнулся от того, что мне показалось, что больно. Как будто в меня врезалась машина. В грудь, разрывая кожу, разбивая вдрызг ребра, выдавливая воздух из легких. И сердце расплющилось в лепешку.
Бред какой-то. Кошмар. Съел что-нибудь паршивое на ужин.
Все, начинаю здоровый образ жизни. Регулярное питание, зарядка по утрам. Стоп. А уже утро? И вообще, где я? Серые стены, серая постель. Серый воздух. Кошмар какой – то. Я что, продолжаю спать? Сердце забилось, как кузнечик запрыгал. В висках застучало. Во рту пересохло. ГДЕ Я?!!! Я в больнице? Я действительно попал под машину?
Странно. Почему все серое? Если день, должен быть свет. Это не больница! В больнице белые стены и белая постель. Что со мной? Ноги на месте, руки, голова, живот.
Все есть. Если была операция – где же бинты, где шрам, в конце концов? Почему ничего не болит? И на мне какая-то не то пижама, не то роба: серые мягкие штаны и серая рубаха без ворота.
И почему все серое? Я что, в тюрьме? За что? Нет, какой бред! Постель мягкая. Окна нет. Но дверь… Ага, есть дверь! И не железная. Так, без паники! Встал, подошел к двери, осмотрел. Пот прошиб. Дверь без ручки! Значит, тюрьма? Господи, за что же?
Голова наливается свинцом, руки вспотели. Прикоснулся к двери. Боже мой, она открывается наружу! Просто открывается. Нет запоров! Это не тюрьма. А… что это?
Длинный серый коридор. И двери, двери. Так, у моей двери ручка есть. Она снаружи.
Пока все в порядке.
Вышел в коридор. На моей двери номер. Черные цифры: 2, 3, ни большие, ни маленькие. Как раз такие, какими на двери следует писать номер. Почему-то меня это очень беспокоит. Коридор тоже без окон. И без ламп, но свет есть. И тоже какой-то серый. Такой бывает иногда поздней осенью, если тучи небо затянули.
Вот, конец коридора. Серая дверь без ручки, как у меня в комнате. Почему «у меня», тоже мне, собственник. Та комната, что я спал, то есть, в которой спал. Это не моя комната. Это не мой дом. Это не мой коридор. Стою, боюсь открыть. Ничего себе! Собрался! Толкнул, вышел решительно. Е-мое! Это что? За дверью – поле. Такое же серое как всё. Ни домов, ни деревьев, ничего. И воздух как неживой: тяжелый, и не движется.
Обернулся – мой дом. То есть не мой, но это все равно. Серый тяжелый куб. Никаких окон. Одна серая дверь. Казарма или тюрьма. Обошел дом. Что же это?! Ни справа, ни слева, нигде ничего. Что происходит? Где я?
Все, это перебор! Я просто сплю! В жизни такого не бывает. Мне стало тошно. Во сне такого тоже не бывает. Нужно лечь в постель, хоть в эту, серую. И заснуть. А проснусь – и все будет хорошо. Пусть даже будет нехорошо! Пусть хоть как-нибудь будет! Какой у меня номер? Опять – «у меня»? Да Бог с ним! В постель! Была тройка, потом… нет, двойка, тройка. Ага, вот 23. Вхожу. Боже мой! Это не моя комната, но тут человек! Схватил его за плечо, трясу! Просыпается. Тяжело просыпается, но человек!
Он тоже в серой пижаме. Но лицо нормальное, мужик такой здоровый со щетиной.
Просыпается!
–Тебе чего? – спрашивает, – Чего надо?
–Мужик, я где? – задаю первый и какой-то глупый вопрос.
–Ты в моей комнате, – отвечает, – и спать мне не даешь!
–Постой мужик, не спи! Где мы все? Куда
