землей и деятелями в земских учреждениях… Мы стремились быть не обезьянами, не попугаями, а людьми русскими» (указ. соч., с. 90–92).
В социальном аспекте славянофильство было представлено богатыми дворянами, выступавшими за просвещенный абсолютизм, отмену крепостного права сверху, активно участвовавшими в подготовке манифеста от 19 февраля 1861 года. Наряду с защитой явно консервативных сторон общественной жизни они внесли и немало положительного в развитие политической мысли России, смело подвергая критике многие негативные стороны российской действительности, выдвигая требование свободы мнений, выступая против безоглядного увлечения модными западными теориями. Этой стороной своей деятельности славянофилы внесли определенный вклад в общий процесс либерализации общественных отношений современной им России, оказывая положительное воздействие на представителей иных политических течений. Так, со слов Белинского, славянофилы и М. Бакунин помогли ему избавиться от мистической веры в народ, что привело его в конце жизни к более реалистической оценке социализма и будущности России (Белинский В. Г. Письма. СПб., типография М. М. Стасюлевича. Василеостровская 5-я линия, 28, 1914. Т. III. С. 338, 339).
Славянофилы обличали крепостнические порядки в России, одновременно видели пороки капиталистического развития Западной Европы и выпустили немало ядовитых стрел против буржуазных язв, в целом выступая против капиталистического мироустройства, хотя не были против буржуазных свобод — гласности, свободы собраний и т. д. Будущее устройство России не мыслили без помещичьей собственности, свободных крестьян-землевладельцев, доброго царя-батюшки и всесословной совещательной Думы. Эволюционное развитие подобных институтов впоследствии при дальновидной политике представителей царской династии необходимо привело бы к образованию конституционной монархии, что и случилось в начале ХХ века. Однако с образованием некоторых институтов, которые бы способствовали стабилизации политических и экономических констант российского общества, корона катастрофически запоздала, что и привело к перегреву социального котла и к преждевременному обрушению всего российского государственного каркаса.
У туземников, или самобытников, как предпочитали называть себя славянофилы, была неподдельная любовь к России и русскому народу, они имели мужество смело отстаивать свои взгляды. Так, например, осенью 1855 года на стол Александру II легла «Записка», в которой обличались угнетательная политика правительства, крепостничество, повальное взяточничество, ложь и т. п. Автором «Записки» был Константин Аксаков (Аксаков К. С. Литературная критика. М.: Современник, 1981. С. 5).
40–50-е годы ХIХ века — годы наибольшей популярности и активной деятельности туземников, когда острой проблемой общественных дискуссий была проблема крепостничества — основного тормоза общественного развития страны. Они пробуждали общественную мысль в мрачную николаевскую эпоху — вот пример самоотверженного труда на ниве служения Отечеству, будили общество для борьбы с собственными недостатками и немало содействовали на этом пути его демократизации, смягчению нравов. А ведь тоже могли эмигрировать, будучи богатыми, и вместе с Герценым «колоколить», призывая Русь к топору! Последний (1850 год), кстати, полагал, что социализм — это мост, на котором социалисты и славянофилы могут подать друг другу руки (Записки Кошелева… С. 39). Но если община и была центральным пунктом в мировоззрении тех и других, то роль ее была различна. У Герцена она — основа для социалистического переустройства общества, у славянофилов — условие во избежание пролетариатства (указ. соч., с. 39).
Таким образом, узловыми пунктами славянофильства будут:
1) крестьянская община — основа будущего возрождения России;
2) идеализация русского народа, «цельность и разумность — атрибуты русской народной жизни» (Аксаков И. С. ПСС. М. Т. VII. С. 777);
3) противоположность исторических путей развития России и Запада (указ. соч., с. 33);
4) характеристика Запада как «больного», отрицание буржуазной демократии с ее атрибутами — конституцией, парламентом (Аксаков И. С. ПСС. М., 1886. Т. V. С. 30; ПСС. М., 1886. Т. II. С. 637);
5) отсутствие классовой розни в российском обществе;
6) примат православия в общественном сознании как основы общественной стабильности;
7) вера в царя как народного заступника;
8) панславизм (позднее славянофильство), только Россия спасет славянский мир (Аксаков. ПСС. Т. VII. С. 90, 94);
9) мессианство;
10) схема политического устройства России по И. С. Аксакову: царь — земский собор (совещательный) — самоуправляющиеся уездные земства, или: царю — власть, земле — мнение, или: монархия вверху, республика внизу (Аксаков. ПСС. Т. V. С. 57, 85, 171, 175, 253);
11) социологический субъективизм.
А. И. Герцен
О процессах естественно-исторического развития российского общества до октября 1917 года рассказано много, не будем повторяться. Поэтому, чтобы понять коллизии нынешней России, есть смысл акцентировать внимание на некоторых аспектах отечественной социалистической мысли дооктябрьского периода, которые в советскую эпоху широко не афишировались. А потому пристальнее всмотримся в исторически крепнущий голос сирен отечественного социализма, в конечном итоге сумевших обворожить обитателей российского корабля, убедить ринуться в их объятия и привести к катастрофе, продолжающейся и по сей день. Не обойтись без хрестоматийного: декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил разночинцев и т. д. Начиналось с пустяков, с теорий-рассуждений в кабинетной тиши дворянских усадеб, упитанные хозяева которых вдруг озаботились судьбами страждущего Ивана и всего человечества. Наиболее образованных и критически-романтически настроенных представителей сословия, в течение столетий бывшего опорой престола, поразил вирус социализма. Насмотревшись в зарубежных поездках на коллизии современного им буржуазного Запада, начитавшись модной западной литературы социалистического толка, они стали примерять социалистическое платье к российской действительности. Почвой для подобной подражательности стала реакция возвышенных натур на жестокий крепостнический гнет, ограничение политических свобод и жажда найти выход из антигуманной действительности. Если в предшествующие столетия увлечение Западом ограничивалось в основном техническими заимствованиями в области военной и промышленной техники, архитектуры, одежды, парковой культуры, то в ХIХ веке чацкие («лишние люди») отравились идеологией сенсимонизма и фурьеризма. Белинский (1841): «Идея социализма… стала для меня идеею идей, бытием бытия… альфою и омегою веры и знания» (Белинский В. Г. ПСС. Т. 12. С. 66). Петрашевский: «Когда я впервые прочитал Фурье, я как бы заново родился, благоговел пред величием его гения» (Утопический социализм в России. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1985. С. 167). Адепты новой религии крепостники А. Герцен и Н. Огарев — даже дали клятву верности пожизненного служения ей. И они истово служили своей социалистической библии с начала 30-х годов ХIХ века и до конца своей жизни. Какова ее панорама?
Отечественные историки однозначно рассматривают Герцена и Огарева как основоположников русского социализма. В письме Огарева к Н. Кетчеру и московским друзьям (рубеж 1836 — начало 1837 годов) уже ясно высказывается мысль, что России необязательно повторять путь буржуазной Франции (указ. соч., с. 87). В чем юные поклонники Сен-Симона узрели в России социализм? За два года до смерти Герцен поясняет: «Мы русским социализмом называем тот, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и передела полей, от общинного владения и общинного управления… вместе
