слова в споре с Варганой – как их понимать?»
– О чем думаешь?
Я не ожидала, что кто-то подойдет, и так глубоко погрузилась в задумчивость, что, по-видимому, перестала замечать мир вокруг себя. А Алекс соизволил обратить на гостью свое драгоценное внимание: подошел и встал напротив меня, на расстоянии нескольких шагов – довольно далеко, чтобы можно было расслышать биение чужого сердца, но мне почудился отчетливый стук. Я даже не сразу ответила на вопрос, прислушиваясь. Виновата ночь – она искажает то, о чем при дневном свете никто не думает. Внезапно опавший на землю лист пугает до дрожи во всем теле, тень от дерева превращается в призрачное видение, и собственные мысли кажутся более значимыми, чем есть на самом деле.
– Ни о чем.
– Помешал?
– Нет.
На миг над нами повисло молчание. Алекс посмотрел на черное небо и с усмешкой прошептал:
– Этот мальчишка играет даже лучше, чем я. А ведь еще недавно держал гитару в руках, словно топор, – он говорил о Своли, играющем весь вечер возле костра.
Я взглянула на парнишку, но Алекс продолжил:
– Я чувствую тебя, как этот ветер на своей коже, как капли дождя сегодня в лесу, как самого себя.
Его слова, прозвучавшие, как признание, смутили, и я продолжала смотреть на Своли, а не на индейца, стоящего рядом и разговаривающего со звездным небом. Но он замолчал, и молчание тяготило.
– Разве такое возможно?
– Что?
– То, что мы связаны чем-то неосязаемым. Ты и вправду чувствуешь мои эмоции?
– Да.
– Но почему тогда я ничего не ощущаю? – Алекс молчал, а тишина разжигала мое любопытство, но я не осмеливалась посмотреть на парня или торопить с ответом.
– Ты чувствуешь меня, но не всегда. Придет время, и все сама поймешь.
– Выходит, я для тебя открытая книга, а ты – загадка вселенной?
– Ты не права. Чтобы прочесть тебя не хватит одной жизни.
– А ты этого хочешь?
– Нет.
– Почему?
– Для разгадывания очередного ребуса необходим стимул. А самый лучший стимул – бесконечность и интерес.
– Ребус, – я улыбнулась, так меня никто не называл. – Возможно, ты прав. Но хочу понять, какой ты на самом деле.
– Ты же видишь во мне зверя. Не боишься, что вдруг окажешься права?
– Боюсь, но не этого.
Ответив на вопрос, я посмотрела на Алекса, думая, что он все еще смотрит на звезды, но наткнулась на изучающий взгляд. Лицо парня скрывала темнота и тень дерева, под которым он стоял, но отблеск огня играл в глазах. Мне уже доводилось видеть этот неестественный блеск, но наступал момент, когда свет падал на лицо и видение исчезало.
– И чего же боишься?
– Не могу так быстро ответить, и объяснить в двух словах не получится.
Мне не хватило мужества признаться, и он не стал допытываться.
– Не буду мучить. Спокойной ночи, мой ребус.
Алекс ушел, растворившись в темноте, как призрак, а я осталась под звездным небом, пока усталость не напомнила о себе и не загнала в дом.
На следующий день началось приготовление к ритуалу, но моя роль заключалась в ожидании. В Панактунк правила суета, и я старалась не мешаться под ногами, пока не пришла Мари и не позвала на прогулку к реке.
Здесь было восхитительно. Густой лес окаймлял реку с обоих берегов, а водный поток с мощной силой сметал все, до чего мог дотянуться. Со стороны поселения русло окружали острые скалы и крутые холмы. Дополнял картину восхитительный запах сырой земли и хвои. Я чувствовала в мимолетных прикосновениях ветра дыхание леса и слышала голос, рассказывавший историю создания мира.
Мари, как горная лань, легко сбежала по крутому склону и поманила к себе, но я нерешительно посмотрела вниз и отступила назад.
– Спускайся.
– Ни за что, – я отрицательно покачала головой. – Скорее кубарем скачусь, чем спущусь так ловко, как ты.
– А ты потихоньку. Не спеши. Буду ловить.
– А я понаблюдаю со стороны, – Алекс, как всегда, подкрался неслышно, встал позади меня и усмехался, словно задумал напакостить.
– Мари, скажи своему брату, пусть прекращает подкрадываться. Так можно до инфаркта довести.
– Тебя ничем не доведешь, – он обошел стороной и спустился на два шага вниз, затем развернулся и протянул руку. – Ну что, пошли?
– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.
– Алекс, помоги Авроре спуститься.
– Она не хочет. Мне ее силком тащить?
Не знаю, чем провинилась перед подругой, но мне даже опомниться не дали. Мари крикнула: «Давай!» – и Алекс подхватил меня за ноги и, перекинув через плечо, быстро спустился вместе со мной на берег. Я от страха зажмурилась, а когда открыла глаза, то уже стояла на глинистой почве, утопая в ней подошвой ботинок, и, пошатнувшись на негнущихся ногах, едва не брякнулась в воду, но Алекс не дал упасть, удержав за талию и с силой притянув к себе.
– А ты боялась.
Его улыбающаяся рожа склонилась так близко, что я не смогла сдержаться и замахнулась для пощечины. Ожидала услышать смачный шлепок и почувствовать боль в ладони от соприкосновения с мужской скулой – настолько было велико желание, как следует заехать ему. Но руку перехватили еще на стадии замаха, затем резко дернули вперед, и в результате я все-таки почувствовала под ладонью его лицо, но это был не удар. Алекс прижался щекой и легонько потерся, царапая кожу щетиной.
– Ты ненормальный, – меня одолевал страх, злость и … Я сама не знаю, что еще чувствовала, но от этого было как-то не по себе.
– По-другому ты отказывалась.
– Дикарь!
– Дикарь? Вот сейчас увидишь настоящего дикаря.
Смех Алекса разнесся далеко по округе, испугав птиц на деревьях, возмущенно защебетавших и взвившихся в небо. Не прошло и нескольких секунд, как я увидела мир верх тормашками, гладкую поверхность воды и белую пену омывающую камни, торчащие гладкими верхушками из бурного потока реки.
И вот мы стоим на противоположном берегу. Я еще не отошла от спуска, а после такого не только ноги не слушались, но и перед глазами все кружилось в бешеной свистопляске.
– С ума сошел?! А если бы упали в ледяную воду?
– В таком случае надо бояться не холода, а силы течения.
– И что хотел доказать?
– Твою правоту. Я дикарь, сумасшедший и необузданный зверь, – он говорил с улыбкой, теша свое самолюбие неадекватным поступком.
– Верни обратно.
– Не хочу.
– И что будем здесь делать?
– Эй, ребята, вы там друг друга не поубиваете?! Алекс, верни Аврору назад!
– Сестренка, ты же знаешь, с ней ничего страшного не произойдет.
Но мне, если честно, уже было наплевать. Раздражение нарастало: «Как он мог так
