Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Мисс Конрой, дорогуша, я буду счастлив, если вы позволите мне взглянуть на ваши работы. А пока… – он протянул мне чек, – считайте это авансом.
* * *
Через несколько месяцев мои избранные работы были представлены в вестибюле галереи “Эвершолт” на открытии выставки другого художника. “Виновником торжества” был Бернард Кейл, бывший боксер полусреднего веса, сделавший себе имя благодаря гуашам с изображением боев. Его брутальные и бескомпромиссные рисунки пользовались у коллекционеров-мужчин большой популярностью, и вешать у себя в кабинете Берни Кейла, чтобы обсуждать за бокалом бренди с сигарой все эти лопающиеся губы и ломающиеся носы, считалось верхом престижа. Я уважала Кейла за искренность в выборе сюжетов и восхищалась его мастерством, а потому была рада, что мои работы стали прелюдией к его. Никто из посетителей выставки не пришел туда ради мрачных, разрушенных бомбами зданий, но многие останавливались и разглядывали их.
Джим явился на закрытый показ – слава богу, трезвым. Я увидела его в вестибюле, где он стоял с сигаретой, обсуждая мою любимую работу, “Призрачная репетиция, 1958”, с самим Берни Кейлом. На этой картине я изобразила руины старого театра в Кеннингтоне, поверх которых полупрозрачными серыми мазками написала новый фасад; в бледном окне виднелся призрак мужчины со старомодной бритвой в руке и пеной на щеках, а в зеркале для бритья проступало лицо девочки.
– Эта работа понравилась Берни больше всего, – пояснил Джим. – Говорит, она зловещая. А по-моему, грустная. Разреши наш спор.
Кейл кивнул:
– Мне интересно, что задумал этот мужик. Невольно волнуешься за бедную малышку. – Он подошел к картине поближе и прищурился. – Они все так действуют, я как раз говорил Джиму. Все твои картины вызывают какие-то чувства, но эта – от нее прямо не по себе. Добиться такого эффекта трудно.
– Спасибо, Берни. Спасибо за добрые слова.
– А че ты меня-то благодаришь? Не я ее написал.
– Давай, не томи, – сказал Джим, потушив сигарету. – Объясни уже, что мы должны чувствовать. Бояться нам или грустить?
– Все зависит от смотрящего.
– Ты слышал, Берни? Ничья.
– Верните мне мои деньги, – хохотнул Кейл.
Вечером на выходе из галереи меня ждал Джим.
– Я подумал, кто-то должен тебя проводить. Если, конечно, у тебя лимузин не заказан.
Я по-прежнему жила на чердаке дома в Сент-Джонс-Вуд и за аренду не платила, а к поискам собственной мастерской даже не приступала. По настоянию Макса я больше не принижала себя, работая ассистентом, поэтому своего скромного заработка я была лишена. Зато я каждый день понемногу тратила “аванс” Макса, половину которого отправила родителям в Клайдбанк, как только деньги поступили на мой счет. В эту странную пору я чувствовала себя как перышко на ветру. Я понимала, что дальнейший курс моей жизни зависит от успеха этой первой выставки, но не знала, в каком направлении меня унесет.
– Я собиралась поехать на автобусе.
Мы вместе двинулись по Корк-стрит. Ветра не было, но без пальто меня прохватывал холод.
– Джентльмен предложил бы тебе свой пиджак, – сказал Джим, увидев, что я дрожу.
– Да.
– Но тогда ты заметила бы, что он дважды подпалил рубашку утюгом. А, черт с ним… – Я нагнулась, и он набросил пиджак мне на плечи. Затем повернулся спиной и показал следы от утюга, два светло-коричневых оттиска.
– Не надо было так сильно нагревать.
– Ну, теперь-то я знаю.
– Спасибо, что приоделся. Выглядишь шикарно.
Он пожал плечами.
– Согрелась?
– Немного.
О выставке Джим не заговаривал до самой Бейкер-стрит. Почти обреченно он произнес:
– Картина, которая понравилась Берни… Ну, та, где мужик бреется… Она и правда особенная. Я бы не смог правильно выстроить композицию в такой сцене. Но ты точно знала, какую часть лица девочки надо показать. В этой картине есть чувства, которых большинство из нас старается избегать.
Меня переполняла радость, и трудно было идти спокойно.
– Спасибо. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
– Слушай, я не говорю, что все твои работы прекрасны. Подожди прыгать от счастья. – Движением запястья он несколько раз утер нос. – Если бы вся выставка была настолько же хороша, до конца вечера я бы не продержался.
Положив руку мне на спину, он повел меня через дорогу.
– Теперь молись, чтобы никто ее не купил. – Мигнув фарами, перед нами притормозила машина. – Ну наконец-то: порядочный гражданин.
Он показал водителю большой палец, и мы перешли оставшуюся половину дороги.
– Что это значит? – спросила я.
Джим уже обогнал меня на несколько шагов.
– Не стой на месте, я сейчас околею.
– Что ты имел в виду?
За спиной у него сияли огни машин. Он подышал на ладони.
– Пойдем в паб, я тебе покажу.
– Нет, я и так слишком много выпила.
– Знаю, твой предел – два бокала. Ща, погоди. – Выставив руку, он посигналил проезжавшему мимо такси. Машина остановилась, и он склонился к открытому окну: – Мейда-Вейл, брат. “Принц Альфред”. Залезай, – обратился он ко мне, открывая дверцу. – Или не узнаешь ответ.
Когда мы зашли в паб, Джим не направился прямиком к барной стойке, чтобы заказать виски, а повел меня в дальний конец зала, бросив на ходу:
– Начну с двойного, Рон. Оставь здесь, я заберу.
– Кто это с тобой? – спросил хозяин паба.
– Не твое дело.
– Слишком хороша она для такого места. Своди ее в приличный ресторан.
– Не волнуйся, она тут ненадолго.
Джим отвел меня за столик в тихом уголке с обшитой клетчатой тканью скамьей.
– Здесь мне приходят лучшие идеи. Устраивайся поудобнее.
Я выдвинула табурет и села. Джим занял место напротив, на скамье, и усмехнулся каким-то своим мыслям.
– В другую сторону.
– Что?
– Повернись в другую сторону.
Я повернулась.
На стене висел портрет масляными красками, который явно написал Джим: солдат в берете, вокруг лица тонкие клубы сигаретного дыма. Картина была маленькая, незамысловатая. Улыбающееся лицо удалось замечательно – беспомощное, но дерзкое. Эмоции читались в мазках.
– Нельзя разбрасываться своими лучшими работами, – сказал Джим. – Что-то надо оставлять себе. Я мог выручить за эту картину целое состояние, но решил ее не продавать. И ни разу не пожалел.
Я встала, чтобы получше ее разглядеть.
– А почему ты не повесил ее у себя в квартире или в мастерской?
– Там ее никто не увидит. И ты же меня знаешь, я иногда захожу сюда пропустить стаканчик-другой.
– А вдруг ее украдут?
– Рон за ней приглядывает. И кому-то же нужно было облагородить эту дыру. Раньше тут висела какая-то дурацкая мультяшная лошадка.
Джим приблизился ко мне. От него пахло льняным маслом. Я бросила на него взгляд: он неотрывно смотрел на портрет. Его глаза блестели.
– Жаль, что я не могу подарить ему эту картину. В Дюнкерке он погиб. А по улыбке не скажешь, правда? Бедняга не знал, что его ждет. – Джим кашлянул. – В общем, это я и хотел тебе показать. – Он легонько толкнул меня плечом: – Никому не болтай, что я тут чуть не расплакался. Мне надо за репутацией следить.
Мы задержались в “Принце Альфреде” на один стаканчик, после чего Джим проводил меня домой. Замерзшие и усталые, мы шагали по заиндевелым бульварам Маленькой Венеции, и я ждала, что он меня приобнимет – хотя бы из солидарности. Но всю дорогу до Сент-Джонс-Вуд он не вынимал рук из карманов. Разговаривали мы только на бытовые темы: в какую прачечную
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
