плечо отгрызет и не заметит даже.
В клубе мы садимся за забронированный столик, о котором, конечно, я единственный подумал еще вчера, и белобрысые сразу отваливают в свой мир, воркуя, а мы с мелочью остаемся сидеть друг напротив друга.
— Гаврилова, что с тобой? Ты слишком много молчишь, это пугает, — завожу разговор, но она вообще почти не реагирует. Тянет коктейль через трубочку, кусает губы и упрямо молчит. Поворачиваю голову, замечая сестренку, хмурюсь, когда вижу какого-то непонятного хрена, который трется рядом, но за Ксюху не волнуюсь, она все точно контролирует. — Земля вызывает, ау!
— Слушай, закажи мне фрукты, а? Не хочу пить, — внезапно оживает Гаврилова, и я даже немного радуюсь, что она не разучилась говорить. Не то чтобы это было бы слишком большим горем, но меня как-то особо улыбает в последнее время, что на все мои слова нашелся достойный соперник, пусть он и оказался спрятан в теле школьницы с длинными ногтями. Гаврилова этим ногтем и глаз выколоть может, я точно уверен, она ими рост компенсирует. — Пожалуйста, — добавляет мелкая, и я сдаюсь, уходя к барной стойке, потому что там дозваться хоть кого-то гораздо больше шансов, чем сидя за столиком, закрытым толпой танцующих людей.
Народу слишком до хрена, я пропадаю минут на пятнадцать точно, пытаясь прорваться сквозь пьяные тела. Наконец-то делаю заказ этой несчастной фруктовой тарелки, иду назад и застываю на месте от картины, которую вообще не ожидал увидеть.
Потому что Гаврилова в нескольких метрах от нашего столика зажимается с Антоном.
Да-да, с тем самым Антоном, который был моим хорошим другом до момента, пока не повел себя как скотина с этой самой Лизой.
Это удивляет и заставляет конкретно охренеть, потому что я не понимаю, как вообще могу на это отреагировать. Я, защищая ее, посрался с другом, чтобы она потом с этим же другом зажималась, как будто ни хера и не было?
Сука.
Злость внутри растет невероятно быстро, меня бесит все. Каждый человек в этом клубе, вообще все, что находится вокруг меня, даже музыка какая-то тупая.
Разворачиваюсь, уходя подальше, хочу свалить домой, купить пива и засесть в приставку, чтобы не злиться. Потому что я не понимаю, как такие лицемерные люди могут считать дерьмом меня.
Иду предупредить Ксюху, что сваливаю, потому что сестрица наверняка будет переживать, но вижу, что этот хрен зажимает ее слишком настойчиво. По глазам Ксюхи понимаю, что она недовольна, но мудак отваливать не спешит.
Ком злости внутри взрывается, разлетаясь по каждой клеточке тела.
— Слышь, отвали от нее! — лечу к сестре так быстро, как только могу, расталкивая народ, потому что этот козлина бесит неистово. Бля, ну вот если девушка не согласна, ну на хер трогать? С согласием не дает никто?
— Что, успела себе еще одного найти? Его выбрала, а мне сказать не решилась? — кривится злостью придурок, в котором я узнаю одного из студентов нашего универа. Он, кажется, на курс старше, но его мозгам это никак не помогает.
— Чего? — возмущается Ксюха, но слушать пустые разговоры я не намерен. Бью придурка в челюсть, с садистским удовольствием наблюдая, как он падает в толпу и кривится от боли.
— Сука, че ж вы все сегодня такие тупые-то? — Злость выливается в еще пару ударов, когда Кирилла поднимают и он пытается треснуть мне. — Сказали же, блядь, уйди. С первого раза сложно понять?
Мне хочется с огромным удовольствием втоптать его прямо в этот пол, я бью еще пару раз, но голос Ксюхи, кричащей позади, немного, на самую малость отрезвляет: вряд ли она хотела такого исхода.
— Артем! — кричит старшая, повиснув у меня на плече. Семейного скандала мне только не хватало…
Но к нам подбегают охранники, разнимая и ощутимо больно заламывая руки, а я улыбаюсь, потому что это оказался самый крутой способ избавиться от злости.
А дальше все как в тумане: разборки, разборки, разборки. Конченый орет, что напишет заяву, администрация отпускать нас не собирается, а я просто сижу, пытаясь понять, где у меня болит и куда мудила таки успел мне ударить.
Ксюха в панике звонит своему муженьку-боссу, и он приезжает так быстро, как будто сидел в машине у клуба и ждал, пока его женушке понадобится помощь. Этот Мирослав уходит решать наши проблемы, пока мы сидим на диване, как в старые добрые времена, не хватает только чипсов и какой-нибудь идиотской комедии.
Когда адреналин сходит на нет, понимаю, что ни хера хорошего не произошло. Если этот придурок на самом деле накатает заяву, улыбаться я начну очень не скоро. С хоккеем точно можно будет прощаться, мама сожрет весь мозг своими «я же говорила», а отец снова начнет звать в свою компанию, и что самое обидное, мне реально придется туда идти.
Дело дрянь…
Но сестрица выбрала себе в мужья походу очень влиятельного мужика, потому что совсем скоро он возвращается, давая понять, что проблемы полностью исчерпаны. Жму ему руку в благодарность, он благодарит в ответ за Ксюху, и только одна сестрица все еще в панике смотрит на меня, когда собираюсь уйти.
Вру ей, что иду к Колосу, хотя на самом деле выхожу так, чтобы он меня даже не заметил. Грузить его, витающего сейчас в облаках из-за любви к своей ненаглядной, я не хочу, видеть Гаврилову как-то тоже, если она, конечно, с Антоном никуда не уехала.
Поэтому вызываю такси и еду в ближайший бар, чтобы нажраться. Как-то сильно меня сегодня все достало. Не хочу никого видеть.
Лиза
Когда Савельев уходит мне за фруктами, я выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями.
Это издевательство.
На законодательном уровне нужно запретить носить мускулистым парням черные рубашки, потому что это невыносимо. Сидит напротив со своими закатанными рукавами, а мне хоть волком вой, еще и спрашивает, что со мной случилось.
Ты случился, Савельев!
С ума схожу, честное слово, после всех этих снов не могу на него спокойно смотреть. И вот бесит же меня неистово, правда, но, господи, желание сесть к нему на колени и сорвать эту рубашку, кажется, сильнее раздражения.
Колосовы (отныне я принципиально буду называть их только так) не отрываются друг от друга, и я улыбаюсь, радуясь, что хотя бы у них все в порядке. Встаю с диванчика, иду в туалет и прохожусь мокрыми ладонями по шее, чтобы немного прийти в себя. Холодная вода отрезвляет, и я смотрю в зеркало, раздражая саму себя таким тупым поведением в отношении Савельева.
Выхожу, пробираюсь через толпу, но вдруг меня
