Дорогой! — кричит она нам еще на подходе, ну то есть не нам, конечно, а мужчине рядом со мной. — Дорогой, где ты пропадал? Я вся извелась от беспокойства. Дорогоооой, — это она уже повисает на Адриановой шее и стонет от избытка нежности. По крайней мере именно так я трактую ее переливчивое «дороооогой»… А та, продолжая висеть на мужской шее (ха, прямо каламбур какой-то!), уже косит на меня подозрительным взглядом, и я невольно холодею — неужели обнаружила зеленое платье раньше, чем я смогла покинуть этот дом навсегда?
Извини, забыл телефон дома, — отвечает ей Адриан, почти отдирая от себя любвеобильнуюе итальянку. — Пришлось срочно ехать в Мюнхен… Надеюсь, ты не очень сильно скучала тут без меня?
В Мюнхен? — восклицает та в своем обычном слегка полувосторженном стиле. — Я думала, мы должны быть там завтра.
Извини, — просто разводит руками ее мужчина, и я благодарна ему за это намеренное умалчивание.
Могу я забрать свои вещи? — интересуюсь я, лелея единственное желание поскорее убраться подальше с Франческиных глаз.
Конечно, а потом я отвезу тебя домой.
Я открываю было рот, чтобы начать обычные в таких случаях препирательства, но слегка хрипловатый голос с нижней ступеньки лестницы вдруг произносит:
Я могу сделать это вместо тебя, Адриан. Если ты, конечно, не против?
Только теперь я замечаю темную фигуру, притаившуюся там, подобно хищнику — в темных джунглях. Юлиан. Мое сердце пропускает удар… Нет, только не это, стону я в этот самый момент: я не готова сегодня к новым треволнениям, а поездка до дома в одной машине с предметом моих давних девичьих мечтаний — это, определенно, то еще треволнение.
Конечно, если ты этого хочешь.
Юлиан и его отчим смеривают друг друга разной степени важности взглядами. Я ничего не понимаю в этой их молчаливой дуэли, но в голове бъется одна единственная мысль: а он, действительно, ХОЧЕТ отвезти МЕНЯ до дома? Может ли это быть той самой реальностью, на которую я совсем недавно так несправедливо сетовала? И мне — неужели я на самом деле нереальная дура?! — почему-то не хочется, чтобы это было так… Просто отпустите меня домой… одну. Пожалуйста, взмаливаюсь я мысленно, но Юлиан уже выходит из тени и смотрит на меня полным тайного превосходства взглядом. Что бы все это могла значить?
Я только заберу рюкзак, — кидаю я набегу и устремляюсь вверх по лестнице. Мне просто необходимо убежать от этого до странности пронизывающего до костей взгляда, от которого у меня по спине бегут предательские мурашки.
В гостевую комнату я врываюсь почти со скоростью вражеского тарана, взламывающего ворота осажденного замка — здесь тихо и темно. Я даю себе время отдышаться и наконец нащупываю выключатель. Мягкий свет электрической лампочки заливает все желтым, уютно-успокаивающим светом, но тут я замечаю… аккуратно застеленную кровать, и испуганно выдыхаю. Я постель не застилала… Сую руку под аккуратно расправленное одеяло и, конечно же, не нащупываю там никакого платья с переливчатыми стразами по лифу. Меня раскрыли!
Подхожу к окну и выглядываю наружу — высоко, только ноги переломаю. Что делать? Так, возьми себя вруки и дыши мелкими вдохами — не устраивай себе гипервентиляцию легких, от которой прямо тут и грохнешься в обморок. Словно какая-нибудь викторианская барышня!
Подхватываю со стула свой рюкзак и решительно выхожу за дверь и спускаюсь по лестнице, мысленно молясь о том, чтобы Франчески и Адриана в холле уже не оказалось, но они там — словно так и застыли в одних и тех же позах в ожидании меня — и сопровожают каждый мой шаг напряженным вниманием.
Все, я готова, можем ехать, — произношу я как можно невозмутимее, а внутри — вулкан страстей. — Прощай, Алекс, спасибо тебе за бабочек, — последнее я произношу почти шепотом, склоняясь к нему для прощального поцелуя в щеку.
Я тебе напишу, — говорит он в ответ, но я предостерегающе качаю головой — об этом у нас уговора не было. Я обещала самой себе. — И все равно напишу, — ворчит он в ответ на мой молчаливый протест.
Прощайте, — кидаю я сладкой парочке по правую руку от себя. — Мне пора.
Адриан Зельцер просто одаривает меня кивком своей черноволосой головы, а вот Франческа — на нее я почти боюсь смотреть! — вдруг растягивает рот в широкой, конечно же, наигранной полуулыбке и устремляется ко мне. Мамочки! Неужели вцепится в волосы?! Нет, обхватывает меня всю, словно мы давние подруги, расстающиеся на неопределенный срок, и зловещим шепотом шипит мне на ухо:
Если твои волосы пахнут моим шампунем — это еще не значит, что я не слежу за тобой. — И уже громко: — Прощай, милая Шарлотта.
Меня даже всю передергивает от ее беспардонной двуличности, которую она и не пытается скрывать.
Прощай… те, — лепечу я с запинкой, недоумевая по поводу ее загадочной угрозы. Что она хотела ею сказать? Почему не лупила меня по щекам за испорченное платье, а произнесла эти до крайности странные слова…
Пойдем, — рука Юлиана ложится мне на поясницу и подталкивает меня к выходу. Рука самого Юлиана Рупперта лежит на моей пояснице! Мы выходим, не оглядываясь, и идем прямо к его черному джипу с тонированными задними стеклами — мне хорошо знаком этот автомобиль: сколько раз я смотрела ему вслед, когда на соседнем сидении рядом с Юлианом сидела очередная длинноногая красотка. Теперь там буду сидеть я…
Чем занимались сегодня? — любопытствует предмет моих тайных мечтаний, едва мы отъезжаем от дома.
Я не знаю, о чем мне можно рассказывать, а о чем лучше бы и вовсе не распространяться… И отчего я вообще о таком думаю?
Возили Алекса на день рождения его друга, он испек для него именинный торт.
Даже так, — хмыкает парень, и я, сама не зная почему, ощущаю себя жалкой болтушкой. Но я ведь должна была хоть что-то сказать, разве нет? Да и нет в этом событии с тортом и именинами ничего особенного, кроме разве что самого того факта, что мы с Алексом умыкнули с собой Юлианова отца, а потом я пила с ним кофе… и болтала с его сестрой о его же по-книжному невероятной, первой любви.
Спасибо, что вызвался подвезти, — спешу сгладить я наше недолгое молчание — похоже, парень о чем-то глубоко задумался.
Пустяки, мне приятно сделать это для тебя, — отвечает он почти автоматически, так что я невольно задаюсь вопросом, уж не говорит ли он то же самое каждой из своих девушек, занимающих место на этом сидении. И тут же одергиваю себя: если и говорит — мне все равно, главное, что сейчас это обращено именно ко мне. И я краснею. А вы бы не покраснели, если бы на вас смотрел самый красивый парень на планете Земля? И смотрит-то как… Бедное мое сердце! Надо заметить, что Юлиан и остальные члены его семьи абсолютно не похожи друг на друга: если Алекс с отцом черноволосы и серо-зеленоглазы, то Юлиан блондин с голубыми глазами — я бы сказала, что он выделяется, словно гадкий утенок в среде себе подобных, только можно ли назвать такую красоту «гадкой»? Определенно, нет. Я с трудом могу отвести от него глаза…
