Я уважаю
В нашей культуре базовое уважение – нечеткая концепция. Мы легко понимаем, что значит любить, ненавидеть, терпеть, презирать, но уважать, как высказалась моя оппонент, «можно только того, кто умнее, потому что уважение значит преклонение».
Но уважение – не преклонение. Это принятие границ, пути и выбора другого, даже если они тебе совершенно не близки. Это некое внутреннее решение не впускать эмоции и оценки в то, как ты ведешь себя по отношению к другому; это право другого на «быть» так, как ему видится.
Это очень сложно, потому что, если мы беремся уважать, скажем, ребенка, нам придется принять неожиданные факты: например, что он с нами может быть не согласен. И что мы для него не авторитет. И что он имеет собственное мнение. И не хочет заниматься музыкой. И не готов читать стишок, стоя на стульчике, по требованию. И ссорится с нами – да, прямо вот в лицо говорит неприятное и топает ногой! Надо как-то принять то, что нельзя наорать в лицо: «А-ну – что-я-сказала!» – и искать другие способы, и они могут не дать результат, и ты останешься с этим, и все равно нельзя наорать. Мне нельзя.
Уважение вынуждает нас бесконечно обнаруживать тщетность попыток вершить чужую жизнь и жить с этой тщетностью в обнимку.
Человеческие отношения так странно устроены, что мы теряем то, что отбираем у другого, и обретаем то, что даем.
Когда мы унижаем, отбирая у другого достоинство, мы теряем его сами.
Когда мы поддерживаем, давая любовь и внимание, мы обретаем любовь и внимание.
Если мы не уважаем ребенка (или взрослого), мы теряем уважение к себе. И чем больше мы дарим уважение, тем больше его у нас и тем больше у ребенка, и наоборот.
Поступая, как человек, каким мы бы хотели быть, мы становимся как раз тем, кем мы хотим быть.
Мне часто хочется отменить, отобрать, наорать. Но я спрашиваю себя: «Разве это поступок уважения и доверия?» И я знаю ответ. Страшно, насколько легко и эффективно можно ломать, крушить и строить под себя детей, не утруждаясь уважением. Но нужно утрудиться. Нужно усложнить себе жизнь и не ломать, хотя это легко, эффективно и почти безнаказанно. Но надо остановиться и сделать по-сложному. Правильно.
Достаточно одного маленького шага в нужную сторону: извиниться, когда этого делать не хочется. Не уйти в шантаж, когда это так удобно. Так рождается уважение. Так я смогу смотреть себе в глаза и уважать себя.
Я принимаю их чувства
В нашей культуре эмпатия – вещь непривычная и новая. Вот катят годовасика в коляске через дорогу, а ему не нравится, и английская мама не задумываясь говорит: «Ohh I know I'm so sorry baby it must be awful to sit like that, sorry you have to do it» («Ой, как я понимаю тебя, малыш, это ужасно, что тебе приходится это терпеть, мне так жаль»). От русскоязычной мамы такое не часто услышишь. Мы не можем признать вслух, что ребенку сейчас с нами ужасно. Мы скорее постараемся отвлечь, развлечь и объяснить: «Ничего, зато как весело», «Смотри, птичка полетела», «Ну хватит, мы сейчас уже приедем», «Кто тут так громко плачет?»
Но я не осуждаю, я сама эмпатию учила по слогам. И глубоко верю, что это тренируемый навык.
Физиологическая способность к эмпатии есть у человека от природы; но умение понимать, облекать в слова и выражать свои чувства – это навык. Чем больше мы способны понимать свои чувства, тем больше мы способны понимать чувства других.
Проявлять эмпатию – непростое и небыстрое умение, приходящее постепенно. Маленькие дети не умеют и не должны уметь этого делать. В раннем возрасте они идентифицируют себя с чужим выражением чувств (замечали, как они почти механически повторяют смех или плач там, где им может быть не очень-то смешно и не очень-то грустно?) и учатся. Когда мы говорим трехлетке: «Иди пожалей маму», – и он подходит и «жалеет», он не жалеет. Он повторяет то, что должно следовать за командой «пожалеть». Подойти, обнять, погладить, сказать: «Ты самая лучшая мамачка я тебя очинь лублу». У него есть инструмент, но нет эмпатии. Она созреет гораздо позже, и созреет она не из выученных ритуалов, а из понимания его собственных чувств. А оно, в свою очередь, родится из эмпатии родителя. Из его слов: «Ты обижен», «Ты сейчас ненавидишь своего брата», «Ты жутко злишься и чувствуешь вину».
