Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Тот же пессимизм отражают его научные и философские труды. Так, в книге «Недовольство культурой», написанной, когда ему уже было за семьдесят, Фрейд делает такой пессимистический вывод: «Что хорошего в долгой жизни, если та безрадостна и трудна, если невзгод в ней так много, что в смерти нам видится избавление?»[235].
Похоже, Фрейд видел взаимосвязь между своим мировоззрением и пессимизмом. В одном письме к Оскару Пфистеру он, как бы защищаясь, пишет: «Я не склонен себя нарочно мучить, я не упрямец и, если бы только мог, с удовольствием уподобился бы другим людям и поверил бы в светлое будущее. Было бы прекрасно и утешительно, сумей мы полагаться на веру. Но это кажется мне очередным примером иллюзии (когда мы выдаем желаемое за действительное), вступающей в конфликт с истиной. Не стоит спрашивать себя, какое представление приятнее, или утешительнее, или полезнее для жизни; стоит спросить, какое более соответствует той загадочной реальности, что нас окружает. Я считаю свой пессимизм выводом, а оптимизм моих оппонентов – заранее принятой предпосылкой»[236]. Фрейд настойчиво повторяет, что его теории и философия опираются на здравую логику. «Разум вступил в законный брак с моими мрачными теориями, тогда как другие люди просто влюблены в свои». Он говорит о своих оппонентах: «Надеюсь, им это принесет больше счастья, чем мне». Фрейд понимал, что его мировоззрение не позволяет надеяться на счастье, но не мог ничего с этим поделать.
Льюис тоже страдал от депрессии в первой половине жизни. Смерть матери, отвержение отца, грубость директора его первой закрытой школы – все это сыграло определенную роль. Годы его позднего детства были тяжелыми, и это усугубляло печаль из-за его глубокой потери. Лишь в пятнадцать лет, когда он учился в Букхэме у Кёркпатрика, Льюис испытал что-то вроде счастья. Он сообщает в письме своему другу Гривсу: «Я в странном состоянии: после унизительного террора, несчастья и безнадежности Молверна я внезапно оказался в уюте и благополучии, которые куда выше среднего. Если завидуешь моему нынешнему положению, то всегда помни, что после стольких печальных лет мне причиталась какая-то компенсация. Надеюсь, за этим моментом не последует соответствующий спад»[237].
Многое свидетельствует и о том, что Льюис до обращения, подобно Фрейду, был мрачным пессимистом. Об этом говорят его автобиография, письма и другие работы. В книге «Настигнут радостью» он вспоминает о том, что в детстве у него были «самые мрачные представления о грядущей взрослой жизни». Отчасти это связано с отцом, который «собою показывал, что жизнь – это непрестанный каторжный труд при постоянной угрозе разорения»[238]. И Льюис искренне думал, что по окончании школы его ждет «работа, работа, работа, а дальше смерть». Рассуждая о том, что мешало ему в подростковом возрасте принять духовное мировоззрение, он говорит: «Вере противился глубоко укоренившийся во мне пессимизм; в то время он был скорее не настроением, а носил интеллектуальный характер. Я пришел к ясному выводу о том, что вселенная в целом устроена крайне неудачно, что она была страшноватым и недружелюбным местом»[239].
Как видим, Льюис связывал свой пессимизм скорее с мыслями, а не с чувствами, с тем, как он понимал мир. Но почему его мысли были такими мрачными? Он видит в этом несколько причин: физический недостаток, сделавший для него труднодоступными спортивные игры, и, разумеется, смерть матери. «Что же до истоков моего пессимизма, – говорит он, – то читатель должен понимать, что, хотя во многом я был счастливчиком, мне довелось очень рано в жизни пережить катастрофу»[240].
Льюис рассказывает, что еще в детстве чувство безысходности повлияло на его будущее: «Это было навязчивое ожидание того, что произойдет все то, чего ты не хочешь. Хочешь распрямить – оно согнется; стремишься согнуть – распрямится; все узлы, которые должны быть прочными, развяжутся, зато не поддадутся те, которые ты хочешь развязать. Трудно выразить это словами, чтобы не показалось смешным, да и я не желаю (сейчас) это представлять как-то иначе, кроме как в комическом свете. Но, может, именно эти ранние переживания – трудно выразимые и гротескные для взрослого – дают уму его начальное направление, его ощущение правдоподобия и неправдоподобия»[241].
Подростком Льюис написал трагедию «Локи в узах». Ее главный герой Локи был (как Льюис понял позже), «проекцией меня самого, он был выразителем того самого снобистского превосходства, которое, к несчастью, я сам использовал, чтобы компенсировать свою неудовлетворенность»[242]. Локи вступил в спор с Одином из-за того, что «Один создал мир, хотя Локи прямо предупреждал его, что это будет порождением беспричинной жестокости. Как можно возлагать на создания бремя бытия, не спрашивая их согласия?» Льюис понимал, что это отражало его собственную злость и пессимизм: «В то время я жил, подобно многим атеистам, в вихре противоречий. Я считал, что Бога нет. И я злился на Бога за то, что Его нет. Я был в равной мере зол на Бога за то, что Он сотворил этот мир»[243]. Герой его трагедии испытывал чувство ненависти за то, что его, не спрашивая согласия, сослали на землю со всеми ее ужасами. Но он никогда не испытывал «ужаса небытия, уничтожения». Депрессию для Льюиса несла не смерть, но жизнь. Лишь после обращения, когда он «узнал, что такое на самом деле жизнь и что бы мы потеряли, лишившись ее»[244], это изменилось.
Все это вкратце выражают такие слова Лукреция: «Если бы Бог создал мир, он не был бы таким непрочным и несовершенным, как тот, что мы видим».
Что же появилось у Льюиса раньше: атеизм или пессимизм? Усиливали они друг друга? В письме, которое было написано спустя тридцать лет после виденных им ужасов войны, он описывает переживания, вселившие в него чувство обреченности, они, в свою очередь, стали основой его безверия: «Утрата матери в детстве, крайне печальное существование в школе и тень последней войны, а также мой собственный окопный опыт сделали мои представления о бытии крайне пессимистическими. На этом основывался мой атеизм, и, как я думаю, важнейший козырь в руках наших противников – это нынешнее положение мира, даже если забыть о конкретных проявлениях зла, тех же войнах и революциях. Всему творению свойственна “тщетность”: жизнь пожирает жизнь, любая красота и любое счастье расцветают лишь для того, чтобы быть разрушенными, – вот что не переставало меня мучить»[245].
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
