Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Вскоре дверь ему открыл дворецкий, мрачный, меланхоличный человек. Руперт мгновенно отметил, что тот странно обеспокоен; выглядел он так, будто недавно плакал.
– Леди Дэвен у себя? – на всякий случай осведомился Руперт.
– Да, сэр, она у себя, но больше никогда не выйдет, за исключением одного раза, – ответил дворецкий сдавленным голосом. – Неужели вы не слышали, сэр, неужели вы не слышали? – как безумец повторял он.
– Не слышал чего? – ахнул Руперт, хватаясь за дверной косяк.
– Мертва, мистер Уллершоу, мертва… несчастный случай… говорят, передозировка хлорала! Его светлость обнаружил ее час назад, и врачи только что ушли.
* * *
Между тем, в комнате наверху, лорд Дэвен стоял один, созерцая неподвижную и ужасную красоту смерти. Затем, встрепенувшись, взял каминную метелку и смел застрявшие между прутьями низкой решетки остатки сгоревшей бумаги, чтобы они рассыпались в пепел и их больше никто не видел.
– Я никогда не верил, что она посмеет это сделать, – подумал он про себя. – В конце концов, ей хватило смелости, и она была права: я хуже, чем была она. Зато я выиграл и, наконец, избавился от нее – причем, тихо и без скандала. Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов!
* * *
Когда Руперт, приехавший этим утром из Вулиджа, добрался до маленького дома в Риджентс-парке, который был домом его матери, он увидел, что там его ожидало письмо. Отправленное поздно вечером, оно было без подписи и без даты, однако написано почерком Клары, на простом листе, и вставлено в обычную записку с приглашением на обед. Жалкое, ужасное содержание этого послания нет необходимости излагать. Достаточно сказать, что из него он узнал всю правду. Он дважды прочел его, а затем решил сжечь. В этот ужасный час потрясения и раскаяния светский блеск и упоительное безрассудство его оставили, и он, будучи в глубине души довольно праведен, осознал, куда они его привели.
После этого Руперт Уллершоу заболел и слег, причем, так сильно, что долго лежал в постели, бредил и даже хотел умереть. Однако его крепкая конституция помогла его молодому телу пережить удар, от которого его душа так и не оправилась. В конце концов, уже идя на поправку, он все рассказал матери. Миссис Уллершоу была сильной, сдержанной женщиной с широким, терпеливым лицом и гладко зачесанными седыми волосами. Она многое пережила, однако сохранила простую веру в Провидение, даже когда думала, что порча в крови ее сына овладевает им, эта порча, от которой ни один из Уллершоу не был совершенно свободен, и что сын начинает идти по стопам своего отца, а также дурного наставника и искусителя, его кузена, лорда Дэвена. Она выслушала Руперта, пристально глядя ему в лицо, – лицо, которое страсть, болезнь и покаяние сделали почти старческим, – и выслушала его, не проронив ни слова.
Затем она предприняла одно из величайших усилий своей жизни, и в этом порыве ею даже овладело красноречие. Она рассказала Руперту все, что знала про этих блестящих, сумасбродных, беспринципных Уллершоу, от которых он вел свое происхождение, и пересчитала перед ним урожай яблок Мертвого моря, которые они собрали. Она показала ему, сколь велик его собственный грех и сколь неизбежна гибель, которой он сам едва избежал, – та самая гибель, что уничтожила бедную Клару, имевшую несчастье, попав в сети семейства Уллершоу, быть испорченной их примером и философией, ставивших гордыню и удовлетворение собственных прихотей выше подчинения закону человеческому или Божественному. Она указала ему, что ему было послано предостережение, что он стоит на распутье, и что его счастье и благополучие всегда будут зависеть от избранного им пути. Она, которая редко говорила о себе, воззвала к нему, умоляя, чтобы он помнил свою мать, которая столь многое вынесла от рук своей семьи, и не добавлял ей седых волос, ибо это сведет ее в могилу. Она просила сына жить ради труда, а не ради удовольствия, и избегать общества праздных людей, которые могут быть счастливы, когда вокруг них все и вся погрязли во грехе и богаты всем, кроме добрых дел.
– Поставь перед своими глазами другой идеал, сын мой, – сказала она, – идеал отречения, и узнай, что, когда тебе кажется, что ты отказываешься, на самом деле ты обретаешь. Следуй по пути Духа, а не по плоти. Покори себя и ту слабость, которая происходит из твоей крови, как бы тяжело это ни было. Самоотречение не так уж и сложно, а его плоды прекрасны, в них ты обретешь мир. Жизнь коротка, мой мальчик, но раскаяние может стать вечной мукой. Живи так, чтобы, получив прощение за то, что ты совершил, это не терзало тебя, когда настанет твой смертный час.
Надо сказать, что ее слова упали в плодородную, хорошо вспаханную почву, почву обильную, на которой хорошо растут как злаки, так и плевелы.
– Мама, – просто ответил Руперт, – так и будет. Клянусь тебе, чего бы мне это ни стоило, так и будет, – и, протянув исхудавшие руки, он притянул к себе ее седую голову и поцеловал в лоб.
Эта история покажет, как он сдержал свое обещание, причем в таких обстоятельствах, в каких, случись ему его нарушить, редко кто обвинил бы его. Сколь романтичной ни была жизнь Руперта Уллершоу, с этого момента она ни разу не была запятнана грехом.
Глава I. Голос поющего песка
Прошло более одиннадцати лет, и сцена, над которой вновь поднимается наш занавес, резко отличается от той, на которую он опустился. Вместо маленького лондонского дома, где Руперт лежал больным, перед вами вход в скальный храм, а в стене его, высеченные из твердой скалы, четыре гигантские статуи египетского царя, каждая почти семнадцать футов в высоту, которые навечно смотрят на воды Нила и пустыню за ним – на ту неизменную пустыню, откуда в течение трех с половиной тысяч лет, рассвет за рассветом, они приветствовали восходящее солнце. Ибо это место – храм Абу-Симбела ниже Второго порога Нила в Судане.
Сентябрьский день 1889 года. Под одним из колоссов рядом со входом в храм сидел британский офицер в армейской форме – рослый, бородатый, обладающий зорким, цепким взглядом и физической силой, что придавало ему сходство с огромными каменными статуями, что высились над ним. Была в нем та же спокойная, терпеливая сила – нечто вроде презрительного ожидания, которым древнеегипетские скульпторы умели наделять изваяния своих богов и царей.
Было бы нелегко признать в этом человеке юношу, которого мы когда-то оставили выздоравливать после болезни. Двенадцать лет трудов, размышлений, борьбы и самоконтроля – все это зубила, которые врезаются очень глубоко – оставили на нем свои следы. Тем не менее это был Руперт Уллершоу, и никто другой.
История того периода его жизни может быть изложена в нескольких словах. Пойдя служить в армию, он уехал в Индию, где проявил себя наилучшим образом. Здесь ему посчастливилось принять участие в двух небольших приграничных войнах, где его профессиональные способности не остались без внимания. Надо сказать, что он был человек прилежный, и тот факт, что он был равнодушен к развлечениям, – кроме разве что большой охоты, – оставлял ему массу времени для его штудий. Случайная беседа с одним знакомым, много путешествовавшим по Востоку, который указал ему, сколь полезно было бы для его карьеры знание арабского языка, которым в то время владело крайне мало английских офицеров, подтолкнула его заняться его изучением.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
