Ритм жизни вороньих стай четко согласован с работой крематория. Вот гигантская печь разверзает свое жерло, из ее недр доносится шум, подобный реву урагана. Тотчас же вороньи легионы взмывают вверх, оглашая окрестности тревожным карканьем. Черные хищники боятся адского шума: для них он означает неминуемую смерть от извивающихся языков пламени.
В грудах разлагающихся останков, не только на поверхности, но и внутри, кишат насекомые и черви. Там встречаются пауки величиной с ладонь, их тела, за исключением лап, покрыты бородавками, как у жаб. Они копошатся в гниющих внутренностях павших животных — всех этих собак, кошек, свиней, коров, гусей, сваленных в этом месте от щедрот службы санитарного контроля. Пауки предпочитают полуразложившиеся трупы. Их не прельщает ни свежатина, ни жидкая масса, в которой уже не распознать первоначального облика. Когда глазное яблоко начинает покрываться плесенью и желтеет, тогда паук раздирает податливую роговицу и внедряется внутрь трупа, где откладывает яйца-мешочки. Он запускает когтеобразную первую пару конечностей в плоть, разжижает ее ядовитой слюной и высасывает образовавшуюся жидкость. Одна за другой уродливые твари вгрызаются в гниющие массы и проделывают там бесчисленные ходы-лабиринты.
В завалах почерневшей капусты обитают зеленые гусеницы размером с сигарету. Вороны не трогают их, так как гусеницы сочатся ядом, который исчезает только с превращением их в бабочек.
Вороны находят их коконы в сухом пуху и терпеливо ждут того момента, когда из них начнут вылупляться взрослые насекомые. Черные стаи с налету склевывают молодь с еще не обсохшими крылышками. Облепившие кочаны гусеницы напоминают изящные дамские пальчики, сжимающие человеческий мозг.
Здесь невообразимое множество жуков-навозников. Среди них есть и такие, которые откладывают свои яйца прямо в тело живого насекомого, проколов его хрупкий панцирь. Личинки развиваются в утробе своего хозяина и питаются его тканями. Этот вид самый многочисленный. Жуки-трупоеды предпочитают гниль в самом прямом смысле этого слова: они питаются плотью, находящейся на последней стадии разложения, всасывая разжиженные ткани, которые вот-вот исчезнут во прахе.
Над кучами вьются плотные рои мушек, издали напоминающие летающие ковры; кишат бесчисленные муравьи; повсюду буйно разрастается плесень, многообразием цветов похожая на таблицу для проверки зрения у дальтоников; кое-где можно заметить чахлые кустики и деревца; обожравшиеся крысы поводят черными бусинками глаз…
И на фоне этой шикарной картины появляются трое мальчиков-подростков.
Они осторожно пробираются среди мусора и дерьма, стараясь не наступить на осколок стекла или на острый металлический край. Немалую опасность для них представляют ядовитые гады и жгучие растения, оставляющие, красные волдыри на коже.
На секунду их внимание привлекает клок женских волос, от которых еще исходит едва уловимый сладкий аромат, но они недолго задерживаются на одном месте: они ищут персики.
На этой всеобщей свалке можно найти попорченные гнилью, червивые персики, падалицу, просто подмокшие плоды. Их собирают, чтобы потом продать косточки.
В городе их покупает один мужчина. У него необъятное брюхо, короткие обгрызенные ногти, от него за версту несет спиртягой, а ростом он не выше карлика. Ребята никак не могут понять, на кой ему нужны косточки от персиков. Где-то они слышали, что вроде из этих косточек делают какие-то пищевые добавки, потом подмешивают в корм скоту. А может, их просто сажают и выращивают нормальные персиковые деревья… Впрочем, это их не касается. Этот урод, что покупает у них весь улов, бросает косточки в чан с водой и отбирает только те, что сразу идут ко дну. Поэтому их основная и единственная забота — чтобы косточки попадались потяжелее.
А уж сегодня это важно как никогда. Сегодня совершенно особенный день.
Дети не обращают никакого внимания на соблазнительное барахло, разбросанное вокруг. А тут можно найти настоящие сокровища: игрушки, поломанные губные гармошки и барабаны, разбитый фотоаппарат, женское белье и порнографические открытки. Но нет — их интересуют только персики. Глаза горят, все чувства напряжены, пальцы липкие от сладкого сока…
— Смотри-ка, какой красавец! Слушай, его, наверно, можно съесть?
— Ага, как раз такие и нужны. Глянь: почти не гнилой, твердый…
— Такие нужны? Да его лучше схавать!
— Схавал один такой. Ты лучше внутрь загляни.
— А чего его выбросили?
— Вот съешь хоть кусочек — и сразу сдохнешь. У меня бабушка так умерла…
— Умерла-а?
— Ага. Я ее видел-то два или три раза за всю жизнь. Зато я был в крематории, ну в том, что за садом.
— А… она померла от персиков?
— Да нет, рыбу она вроде съела. Отравленную. А ты и в крематории не был!
— Это там, где воняет?
— Сам ты воняешь! Там не пахнет!
— …Да нет, от персиков она бы не загнулась!.. А вот рыба — это другое дело… Вообще-то любителей персиков мало. А твоя бабушка, она к ним как?
— Погоди, я хочу рассказать про крематорий: там, когда открывают заслонку печи, в ней остается только скелет, прикинь!
— Чё, правда? И ничего больше нет?
— Ты дурак или как? Говорят тебе, один скелет! Такая черепушка… ну, типа мертвой головы, что рисуют на стенах. Все такое теплое, а если дотронешься — рассыпается.
— И ничего не остается?
— Не-а. Кости полностью рассыпаются, ну, как пыль…
— А как так получается, что остается скелет?
— Ну, температура, наверное. Типа, ее регулируют, чтобы сгорело только мясо… Да я не знаю, я ж не работаю там.
— Прикинь, тебя бы заживо спалили!
— Мудак, сжигают только мертвяков!
— А тебе персики нравятся?
— А, хочется пожрать? Ну, чего вылупился, жри давай!
— А вот отец их не любит. У нас такое не едят… М-м-м, а пахнет ничего, зацени!
— Ну давай, лопай! Этот, наверно, есть можно.
— Да я не хочу, как твоя бабуся… Чё, думаешь, слабо?
— Да тебе всегда слабо!
— Знаешь, когда идешь мимо лавки, где они лежат, такие ровненькие… прямо у самой витрины… меня каждый раз колбасит: пахнет круто! А когда они созревают?
— Слушай, жри его давай!
Парнишка кусает персик, и тотчас же его лицо искажается гримасой. Он плюется.
— Ну чё, невкусно?
— …Дерьмо собачье! Они сладкими-то бывают, а?
— Ну разве что гнилые, братан!
— Вот блядство! Липкий… как дерьмо… Бе-е — е, счас блевану!
— Был бы хороший, так здесь бы не валялся.
— Ну да, хорошие в магазинах только…
— На наши деньги всего один и купишь.
