Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Гловацкий пристыженно закряхтел, словно старик, а проводница, узрев искреннее смущение, сменила гнев на милость:
– Через полчаса чай принесу, с печеньем. Хорошо?
И победно улыбнувшись, медленно повернулась, дав ему возможность оценить округлый зад, обтянутый форменной юбкой. И величаво, поступью природной королевы, выплыла из купе, задвинув дверь и оставив устойчивый запах дразнящего ноздри дорогого парфюма.
– Ах, какая женщина, – задумчиво пробормотал Николай Михайлович, помотав головой, статью прям гренадер, а не бабенка. – И тут же вернулся к прерванным этим визитом мыслям. В купе он сейчас ехал один, трое других попутчиков, студенты питерского вуза, а видом патлатые хиппи времен его молодости, набрав в пакет бутылок, удалились в соседний вагон, где ехали, как он понял, их сокурсницы. Так что ничего не мешало ему предаваться мыслям вслух – что Гловацкий часто делал, привыкнув к подобным беседам за последние полтора десятка лет.
– Странный дед, одна старушка мне сказала, что юродивый, другая – что колдун. Правда, добавила, что вреда не несет, а польза бывает, – наморщив лоб, произнес Николай Михайлович, вспоминая ту встречу. Они столкнулись у старинного Гдовского кремля, порядком порушенного временем и войнами, но сохранившего большинство стен.
Неопрятный старик с душком от грязного тела и неприятным запашком изо рта, типичный расейский бомжара, сам подошел к нему и спросил, кто он такой и что тут делает. И неожиданно для самого себя Гловацкий полностью представился, хотя вначале решил дать старикану сотку на водку, а чего еще такому человеку нужно?!
Но все пошло совершенно по-иному. Услышав ответ подполковника, старик буквально остолбенел, застыл, его поблекшие глаза будто покрылись дымкой, забормотал довольно-таки бессвязно: «За собою пришел, значит, в ином обличье?! Ну да, видел я тебя тогда, как ты на берегу кровь утирал да платочек свой уронил. А я, хоть мальцом был, подобрал, чуял, что вернешься к нему. Вот, возьми, при себе много лет хранил».
Юродивый достал из-за пазухи куртки сверточек, развернул газетную бумагу, а там был на удивление чистый, хотя и чуть пожелтевший от времени платочек с разноцветной вышивкой. В глаза сразу же бросились разводы на белой прежде ткани, словно от полинялой ржавчины.
«Руда пойдет, утри и вернешься… Только зряшно все, от судьбы не уйдешь… На тебе печать была, и сроку той с месяц, не больше, и сейчас ее вижу на тебе. Смертушка сама за тобой придет, что здесь, что там». – Старик скривился печеным личиком, и ушел, огорченно взмахнув рукою.
Гловацкий тогда долго смотрел вслед ковыляющему юродивому, стоя недвижимо у обветшалой каменной стены старинной крепости, видевшей на своем веку немало ворогов, желавших нахрапом и острой сталью получить русской землицы. Отставной подполковник, сам до глубины души и печенок внутри тела потрясенный этой неожиданной встречей, оторопело застыл, не в силах собраться с мыслями несколько поразительно долгих для себя минут. Затем, решив, что по исконно русскому обычаю, без принятой вовнутрь бутылки в столь трудном вопросе разобраться совершенно нельзя, только свой мозг напрасно напрягать, поковылял к ближайшему магазину.
Внутри пустого павильона, отгоняя назойливых мух, расставляла на полке банки-склянки одуревшая от жары продавщица. Покупателя встретила с интересом и живенько собрала к бутылке водки немудреную закуску в виде нарезки колбасы, сыра и черного ржаного хлеба. Добавила золотистого леща холодного копчения, посетовала, что снетка выловили подчистую, а раньше мужики к выпивке его брали целыми кульками: сушеная мелкая рыбешка здесь шла вроде кедровых орешков в Сибири или семечек в других местностях России. И тут вошли две старушки, у которых Гловацкий мягко поинтересовался личностью загадочного старика. Те ответили разом, почему то перекрестившись дружно, но на улице Николая Михайловича окликнула та, что о «пользе» говорила. И боязливо добавила: «Лет двадцать его не видела, редко сюда приходит этот сетту. Старик мой с ним поговорил чуток и помер через месяц. Люди судачат, что порой он смерть предсказывает и та приходит». Тут бабка перекрестилась и шустро потопала по улочке, только оглянулась несколько раз на него, как на прокаженного.
До синей глади озера было версты две, вроде бы немного, но Николай Михайлович весь взопрел, пока доковылял. Уселся у пристани, разложил на газете снедь, налил из запотевшей бутылки, что достала ему из холодильника услужливая тетка, полный пластиковый стакан водки и жахнул одним махом. Когда потянул руку за колбасой, перед глазами все поплыло, и он узрел иное, будто оказался на съемках фильма про войну, ту самую, что пришла сюда три четверти века тому назад.
У самой пристани стоял пароход с большими колесами по бортам, как бы военный, под флагом советского ВМФ, с пушками. На него поднимались люди, таща носилки с ранеными. На берегу толпились сотни бойцов, рядом гремели суматошные выстрелы, громко разносилось пронзительное ржание – ездовые стреляли в обозных лошадей, а те лишь всхрапывали перед смертью, не понимая, почему их убивают люди, которым они так верно служили. В самом Гдове повсюду гремели взрывы, поднимались в небо густые черные столбы дыма. Поглядев чуть в сторону, Гловацкий увидел генерала в кителе с орденами на груди – тот надрывно кашлял, прижимая окровавленный платок ко рту. И тут же морок схлынул, так же внезапно как появился, и перед его глазами снова синела озерная гладь…
– Мистика, – пробормотал Николай Михайлович, припомнив сейчас то наваждение, что нахлынуло на берегу после стакана водки. И развернул на столике тот самый платок, в пятнах. Перед глазами все поплыло, как в тот раз, левая рука онемела, из носа закапала дымящаяся алая кровь, и прямо на ткань. Теряя сознание, Гловацкий успел прохрипеть последние слова:
– Это конец… старик не солгал…
Глава 1 «Дан приказ ему на Запад»2 июля 1941 года
Командир 118-й стрелковой дивизии генерал-майор Гловацкий Западнее Старой Руссы
Левая рука, хотя чуток онемевшая, уже не болела, так, тихонько ныла, как бы напоминая носителю бренного тела о своем существовании. И хоть он лежал на чем-то мягком, вроде матраса, но вот под ним была жесткая полка, топчан, качающаяся, словно на морской волне. И тут к нему вернулся слух, и в голову ворвался ленивый перестук вагонных колес, который ни с чем не перепутает тот, кто хоть бы раз проехался по железной дороге и спал под эти порой успокаивающие звуки.
«Инсульт шарахнул в третий раз, – к Николаю Михайловичу вернулась способность думать, хотя мысли тянулись в голове густой патокой. – И снова не в полную силу. А то бы хана была полнейшая! Парализовало бы на хрен, да мозги с речью отшибло напрочь, лежал бы сейчас бревном. А так отделался по большому счету лишь легким испугом. Нельзя волноваться, нервничать и тем паче психовать. Супруга чуть до смерти не довела своими истериками, я, мол, девочка молоденькая, ты развалина старая, ветеран второй пунической, с тобой рядом стыдно стоять, за моего папашу принимают!»
Гловацкий крепко сжал зубы, кое-как сдержал невольный стон. То не боль рванулась наружу, а мучительный жгучий стыд, что терзал его все эти долгие годы. Недаром люди говорят, что в жизни можно пережить все, кроме предательства. Вот только если мужиков прямо обвиняют в изменах, то сами женщины, что бы ни натворили, всегда наотрез отметают от себя подобные обвинения, наоборот, настаивают, что они сделали «оптимально правильный выбор» в создавшемся положении.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
