— Герр Обухов, прошу вас удостовериться.
На сей раз на фолиант лег передо мной раскрытым на нужной странице.
— Запомните или запишите номер вашей ячейки.
Палец герра Мюллера уперся в изящно выписанную готическими буквами кодовую фразу. Ниже стояла дата из весны 1925 года и число "381", больше на вшитом в обложку листе бумаги ничего не было.
— Запомнил, — не стал отказываться я от очевидного. — Что дальше?
— Герр Обухов, прошу вас еще немного подождать, — укоризненно покачал головой заместитель управляющего.
Захлопнул свой исторический гроссбух и был таков.
На сей раз ожидание не продлилось долго. Несколько минут — и в кабине заявился очередной заместитель управляющего. Для разнообразия — худой, с болезненно седой, впившейся в плоские скулы пергаментной кожей, и трудно выговариваемой фамилией Пассендорфер. С иным, но ничуть не менее историческим, талмудом, по которому меня занудно, неторопливо, но все же успешно верифицировал на верность кодовой фразы "Tatsachen gibt es nicht, nur Interpretationen". Совпал и вписанный в документ номер ячейки.
— Поздравляю вас от имени нашего банка, — наконец-то герр Пассендорфер перешел к самой интересной части. — Мы безусловно и удовольствием признаем за вами право на содержимое ячейки номер триста восемьдесят один. Однако герр Обухов…
— Что-то еще?!
— Есть небольшая сложность. Данное место оплачено лишь до первого января позапрошлого года. Поэтому для получения доступа вам следует погасить долг.
— Сколько набежало? — со мной едва не приключилась истерика, но неимоверным усилием я все же обратил в шутку готовый сорваться с языка цветистый мат.
— Удвоенная ставка аренды за весь период просрочки, значит…
Клерк вытащил из ящика стола массивные счеты и споро пробежал по костяшкам, как пианист по клавишам концертного рояля.
— 1768 рейхсмарок.[3]
— Твою ж!!!
— Что вы сказали?
— У меня нет с собой такой суммы! — с трудом подобрал я немецкие слова.
Ничего себе расценки! Базовая ставка, без штрафа просрочки, выходит почти в триста марок за год, или полновесных пять-шесть баксов в месяц!
— Мы можем принять чек, — с каменным выражением лица предложил заместитель управляющего.
— Можно ли отдать вам часть… — я начал было предлагать расплатиться содержимым ячейки.
Однако тут же понял, озвучивать подобный вариант — только выставить себя идиотом. Не то чтоб опасно, местные служащие наверняка видали и не таких хануриков в перелицованных костюмах, но все же неприятно. В любом случае, отказ гарантирован. Герр Пассендорфер, впрочем, истолковал заминку по-своему:
— Кроме того, мы можем принять золото или прочие ценности. Если нужно, пригласим независимого оценщика.
— Спасибо! — на это короткое слово потребовался весь остаток самообладания. — Но мне проще зайти к вам попозже с деньгами.
— Как вам будет угодно, Mein Herr!
Только выбравшись на тихую улочку Metzlerstraße я дал волю чувствам. Матерился хоть и в полголоса, но долго, с чувством и расстановкой.
Путь до столицы Веймарской республики на жесткой скамье третьеклассного вагона прошел в полусне-полузабытьи. Под гипнотический стук колес в голове нервным пульсом билось только одно слово: день-ги, день-ги, день-ги.
Не то что бы у меня их не было совсем, в кармане более пятисот марок. Да и недостающая "штука" — не бог весть какая сумма, иной инженер или врач столько получает за месяц. Вот только ни подходящего диплома, ни профессионального опыта у меня нет и не предвидится. Посему остается лишь продолжить карьеру грузчика в порту Гамбурга или Киля. Таскать мешки на горбу… полгода, по самому оптимистическому сценарию, — с учетом еды и ночлега отложить более двух сотен в месяц не реально. Скорее дольше, надвигается зима, значит нужна сотня марок на теплую одежду. А еще в холода продукты портятся медленнее, скупердяи-лавочники не торгуются, берут полную цену.
Есть проблемы пострашнее. С моим "туристическим" документом придется уходить в нелегалы, а это уже совсем невыгодно. Ни приличной зарплаты, ни нормальной перспективы на будущее, одни риски. Вернуться бы обратно в Хельсинки, там люди зарабатывают заметно побольше, да только жадины финны не пустят. Проще уж сразу обратиться во Французское посольство в Берлине, да выехать "белым человеком" куда-нибудь в Дюнкерк. Затем, но уже примерно через год-полтора, повторить визит в Metzler Bank.
Альтернатива, если отбросить кражу, поиск богатой вдовы и помощь инопланетян, всего одна. Подговорить кого-нибудь войти со мной в долю — то есть профинансировать часть платежа в надежде получить четверть, треть, а то и половину сокровища. Подобный подход должен укладываться в рамки законов, даже можно, наверно, составить и заверить у юристов соответствующий договор. Дело за малым — найти порядочного, доверчивого и не бедного человека. Скорее всего эмигранта, так как мои шансы поладить с нативным немцем ничтожны. И это в чужом городе, без единого знакомства.
Собственно, анализ ситуации не занял много времени. Все перечисленное разложилось "по полочкам" еще по дороге на франкфуртский Centralstation — прикрытый аж пятью рядами сводов вокзал, способный принимать одновременно более двух десятков поездов. Но на стадии проработки деталей моя фантазия безнадежно иссякла. Где искать венчурного инвестора? Какими словами уговаривать? Как защититься от обмана или примитивного грабежа?
Очень к месту пришелся путеводитель по Берлину, проданный вагонным мальчишкой-разносчиком за полсотни рейхспфеннигов. Случайная покупка в попытке отвлечься от очередного пинка судьбы, помноженная на успевшую въесться в подкорку привычку подгонять знание немецкого в любую свободную минуту. Кто мог представить, что фотографии шикарных интерьеров торговых центров неожиданно представятся спасительным мостом, протянувшимся из потребительского рая 21-го века в сегодняшнюю реальность? Однако получилось — и у меня появилась цель, пусть смешная, но донельзя конкретная: позавтракать в торгово-развлекательном центре. Точно как случалось в прошлом, которое вдруг оказалось далеким-далеким будущим.
И вот я в чайном ресторанчике, что на третьем этаже Wertheim. Здесь не подают по утрам традиционный немецкий кофе с молоком, поэтому посетителей почти нет. Зато в наличии затянутые в плотную набивную ткань стены, выписанные маслом портреты неизвестных мне, но явно знаменитых теток и дядек, роскошный узорчатый ковер, люстры, спускающиеся хрустальными колоколами к столикам… что еще нужно для приведения мыслей в порядок?
Не вышло. Чай оказался бессилен. Толстый полукруг омлета с ветчиной не добавил ясности. Не спасли ситуацию две свежайшие булочки с яблочным джемом. Сервировавший стол разбитной малый не имел ни малейшего понятия, где продаются газеты на русском языке. В общем, ничего умнее, чем шляться по супермаркету в надежде услышать русскую речь, придумать так и не удалось.
