Как же часто бывает, что действительно важные, знаменательные события с по-настоящему эпохальными последствиями проходят тихо и спокойно, практически незаметно даже для самых внимательных и образованных свидетелей, а то, что свершается с шумом и грохотом, под фанфары и барабанную дробь, нередко оказывается далеко не столь существенным, как может показаться наблюдателям. Общества легко обманываются видимостью и поддаются эмоциям, а мнение большинства сплошь и рядом бывает ошибочным. Впрочем, надо признать, что первые месяцы 395 года вовсе не настраивали на историософские размышления и на мысли о далеком будущем — грозные события настоящего следовали одно за другим, накатываясь мощной лавиной.
Гунны переправились по льду через замерзший Дунай и опустошали земли Фракии — если там еще оставалось что опустошать. Другие их орды прорвались за Кавказские горы и продвигались разорительным набегом по пространствам Малой Азии аж до самой Сирии — а ведь до сих пор это были относительно спокойные и безопасные от нападений территории.
Неожиданно появился враг и еще более грозный, поскольку совсем близкий — вестготы. За несколько лет до этого благодаря ловкой политике Феодосия они стали союзниками римлян и даже принимали участие в походе императора против Евгения. Но сразу же после смерти Феодосия готы взбунтовались и двинулись обратно на восток, разоряя земли до самого Константинополя. Вел их молодой вождь Аларих, пятнадцатью годами позднее прославившийся взятием Рима, а пока он лишь совершал свой первый выход на подмостки истории. Поводом к бунту послужило то, что заслуги Алариха в битвах с Евгением не были должным образом оценены и что он не получил никакого почетного воинского звания. А по сути он, скорее всего, пытался воспользоваться подходящим моментом смены властителей на римском троне. Однако ходили также слухи, что к нападению его склоняли некоторые весьма высокопоставленные сановники, которые при этом преследовали свои собственные интересы.
От Константинополя вестготы повернули на юг. Пройдя Фермопилы, они вторглись в греческие земли. Там они взяли и разграбили Афины и расположенный неподалеку от них Элевсин, славившийся мистериями в честь богинь Деметры и Персефоны. С тех пор мистерий в Элевсине больше не было никогда — к нескрываемой радости христиан, которые, по слухам, сами подбили варваров на уничтожение святилища. После этого захватчики сожгли Коринф, ворвались на Пелопоннес и там ограбили Олимпию, где за многие века скопилось множество ценных даров.
Вестготы безобразничали совершенно безнаказанно, поскольку на Балканах римских войск почти не было — их увел оттуда Феодосий, и во время набега они находились в Италии под командованием Стилихона. Тот, правда, поспешил на помощь оказавшимся в опасности землям, но не предпринял никаких действий для того, чтобы решительно расправиться с германцами. Поговаривали даже, что это именно он, из ненависти к Руфину, склонил Алариха к набегу.
А тем временем вестготы демонстративно не подвергали разграблению имения самого Руфина. Возможно, они поступали так по наущению Стилихона, стремившегося скомпрометировать перед лицом общественного мнения своего личного врага как покровителя варваров? А может быть, Алариху самому пришла в голову эта идея — перессорить между собой двух государственных деятелей и дискредитировать Руфина? Во всяком случае, по этому поводу в народе ходило множество престранных предположений — воистину византийский клубок интриг, подозрений и взаимных обвинений.
Руфина и без того ненавидели, поскольку он из жадности и природной жестокости беззастенчиво злоупотреблял своим положением: под любым предлогом конфисковывал имения, торговал должностями, выносил крайне суровые приговоры. С другой стороны, Руфин стремился обеспечить себе поддержку духовенства, яростно преследуя язычников и еретиков и одновременно закладывая монастыри и строя часовни.
При дворе подозревали, что Руфин лелеет чрезвычайно честолюбивые помыслы и жаждет выдать свою дочь за Аркадия. Однако его злейший враг, евнух Евтропий, сумел нанести упреждающий удар, женив Аркадия на красавице Евдоксии. Евдоксия была дочерью умершего за несколько лет до этого полководца по имени Бауто, франка по происхождению. После смерти отца она воспитывалась в доме непримиримого врага Руфина, Промота (он погиб в 391 году в бою с готами, попав в засаду, устроенную, как поговаривали, не без ведома самого Руфина). Брак был заключен в спешке, вызванной стремлением избежать возможного противодействия со стороны могущественного префекта. Поэтому свадебная церемония состоялась уже 27 апреля 395 года, спустя всего три месяца после смерти Феодосия, еще до окончания траура, а собственно, даже до похорон — тело покойного было доставлено в Константинополь из Медиолана лишь в ноябре того же года и восьмого числа того же месяца захоронено в соборе Святых Апостолов.
Красавица Евдоксия, как позже выяснилось, обладала отнюдь не прекрасными чертами характера. Она была жадна, мелочна, фанатично религиозна и находилась под влиянием духовенства, но в то же самое время способна была жестоко расправляться с вызывавшими ее недовольство священнослужителями. Но пока юная и неопытная императрица еще не занималась интригами, так что Руфин мог чувствовать себя в безопасности, хотя Евдоксия очень быстро приобрела огромное влияние на мужа.
Удар обрушился на префекта с совершенно иной стороны, причем абсолютно неожиданно. Осенью Аркадий — разумеется, с ведома Руфина, а скорее всего по его совету, — потребовал от Стилихона, чтобы он вернулся в Италию, поскольку никаких успехов в его борьбе с вестготами не наблюдалось. Император также приказал полководцу вернуть обратно те воинские части, которые входили в состав восточной армии и были взяты Феодосием в поход на запад. Стилихон подчинился воле правителя, сам отправился на запад, а в Константинополь отослал соответствующие воинские соединения под командованием Гайны. Гайна был готом по происхождению, он многие годы прослужил в римской армии и отличился в походе против Евгения.
27 ноября Гайна командовал войсками, возвратившимися в Константинополь и расположившимися в пригороде Эвдом. Император вместе с Руфином отправился туда приветствовать вернувшихся воинов. Но в какой-то момент торжественная церемония обернулась трагедией: по приказу Гайны солдаты окружили Руфина и убили его прямо на глазах у стоявшего рядом Аркадия. Все современники в один голос утверждали, что это было сделано в соответствии с тайным приказом, полученным Гайной от Стилихона.
Император, чье величество оказалось в буквальном смысле испачкано кровью его ближайшего советника, высокопоставленного сановника, мог лишь сделать вид, что все произошедшее свершилось с его ведома и согласия. Поэтому он тут же конфисковал все имения Руфина, однако не вернул их тем, у кого они были отобраны префектом, а подарил своему новому любимцу и всевластному советнику Евтропию.
С этого момента началось правление Евтропия, которое от предыдущего отличалось, пожалуй, лишь тем, что суды реже выносили виновным (или оклеветанным) смертные приговоры, зато чаще отправляли в ссылку, тогда как имущество у подсудимых отбирали точно так же, как и раньше — для удовлетворения ненасытной жадности евнуха и его приспешников.
