Но и Соня тоже хотела с ним поговорить:
— Антон, ну, я не знаю даже с чего начать — ничего не успеваю. Понимаете?
— Да-да. — Антон как будто очнулся.
— Нам нужно организовать хорошую рекламную кампанию, — перешла к делу Соня. — Вы же, как человек опытный, знаете — нужно заявить о выставке как можно громче. И сделать это нужно везде — на телевидении, в газетах…
— Да, Светка была бы рада. Но вы знаете, Соня, боюсь, что я не смогу вам помочь…
— Почему? Света была замечательным художником — неужели вы не хотите, чтобы о ней узнали?!
— Да нет, хочу и даже очень. Но, вы знаете, я работаю, и потом…
— Антон, только не отказывайтесь, я очень вас прошу! В рекламной кампании что главное? Договориться везде с людьми — а вы это умеете!..
— Соня, скажите, а почему вы так уж во мне уверены? — спросил Антон, который сам в себе был уверен не так уж сильно.
— Ну вы ведь организовали ее первую выставку.
— Да, было дело. Но вы, наверное, не знаете, что та первая выставка провалилась. Так что менеджер из меня…
— Но, может быть, она тогда, как художник, еще не созрела. Да и вы тогда, наверное, работали в одиночку?
— В одиночку…
— Ну вот! А теперь мы будем работать вместе!.. И, кроме того, я предлагаю вам хорошую зарплату. Так что это будет для вас и интересно, и выгодно… Ну и, наверное, очень для вас важно?.. Соглашайтесь, Антон! Соглашайтесь, пусть для вас эта выставка будет в память о Свете, а для меня — в память о Максиме.
Антон молчал, еще и еще раз переводя взгляд с одной Светкиной картины на другую. И когда Соня уже подумала, что уговорить его не удастся, вдруг ответил:
— Хорошо, я согласен.
— Спасибо вам. Спасибо вам огромное!
— Правда, я не уверен, что от меня будет много проку, но я буду стараться. — Он даже улыбнулся.
* * *
Следователь Солодовников заперся в кабинете с прокурором, а Баро и Люциту попросил подождать в коридоре.
— Ну что, Ян Альбертович, — говорил Солодовников прокурору, человеку, как говорится, тертому. — Я считаю, что с нашей стороны было бы очень рискованно освобождать Голадникова до суда, пускай даже и под залог.
— С одной стороны, Ефрем Сергеевич, вы абсолютно правы, — отвечал прокурор, задумчиво покряхтывая и потирая лысину. — Но, с другой стороны, если мы сейчас откажем Зарецкому, он ведь на этом не остановится — он обратится в областную прокуратуру, в Генеральную, в суды всех инстанций…
— Ну и что? Канитель получится долгая — пускай себе обращается!
— Все это, конечно, так, Ефрем Сергеевич, но ведь канителить все это время будут не кого-нибудь, а нас с вами. А оно нам надо?
— Что же вы предлагаете?
— Очень просто. Раздача слонов отменяется! Мне кажется, разумным будет назначить такую сумму залога, которую Зарецкий все равно выплатить не сможет. Разумеется, в строгом соответствии с действующим законодательством. И, таким образом, господа присяжные заседатели, мы убиваем сразу двух зайцев!
Солодовников не возражал, и, оговорив с прокурором все подробности, вызвал в кабинет давно дожидавшихся Баро и Люциту.
— Рамир Драгович! — слово взял прокурор. — Мы посовещались, и я решил, что можем отпустить подозреваемого под залог до суда… Но предупреждаю вас — сумма залога будет большой, очень большой.
— Понимаю, — сказал Баро, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Так вот… — продолжил прокурор Ян Альбертович. И вдруг остановился.
Его донимала хроническая боль в спине, и очень хотелось сесть на корточки (в этом положении боль обычно как-то отпускала). Но в присутствии Баро, и тем более Люциты, он, конечно же, не мог себе этого позволить.
— Исходя из состава преступлений, вменяемых Голадникову, а именно: покушение на убийство, похищение человека… Согласитесь, Рамир Драгович, это очень серьезные преступления!
— Согласен… — выдавил из себя Баро.
Люцита тем временем стояла бледная и никак не могла взять в толк, о чем же говорит этот человек в синей прокурорской форме.
— Исходя из всего вышесказанного, — поднял палец Ян Альбертович, — сумма залога рассчитывается по максимуму и составляет в пересчете пятьсот тысяч евро.
— Сколько? — Баро еще надеялся на то, что или он не так услышал, или прокурор не так сказал.
— Пятьсот тысяч евро в пересчете, — спокойно и внятно повторил Ян Альбертович.
Умение спокойно и внятно называть любые соответствующие моменту суммы было одной из главных его доблестей. Следователь Солодовников развел руками, мол, ничего не поделаешь.
Раздался грохот — это, потеряв сознание, рухнула на пол стоявшая позади Зарецкого Люцита.
— Лед тронулся! — подвел итог Ян Альбертович и наконец-то позволил себе присесть на корточки.
Глава 2
Первое время после того, как беглый любовник вернулся к Тамаре, Игорь вел себя тише воды и ниже травы. Носков явился ободранным котом, мокрым и несчастным, — и старая хозяйка вновь пригрела его. Так что поначалу Игорь только нежно и благодарно мурлыкал Тамаре, ластился к любовнице, как к хозяйке.
Но шли дни, недели, месяцы. Нежность и благодарность Игоря к Тамаре постепенно таяли. А тут еще и пошли по Управску разговоры, что до возвращения Игоря Тамара сама была кошкой, нашедшей себе в лице Форса доброго хозяина. Со временем эти слова стали, наконец, доходить не только до слуха Игоря, но и до его сознания.
И вот случилось то, что и должно было рано или поздно случиться, — Игорь устроил Тамаре сцену. Да, конечно, сцены чаще устраивают мужчинам женщины. Но, поди ж тут разбери, кто был больше мужчиной в этой странной, но такой долговечной паре?
К тому же Тамаре, как всегда, было что ответить Игорю:
— Это ты виноват! Ты! Ты бросил меня с сыном — оставил без денег! И что же мне оставалось делать? Что?!
Впрочем, и Игорю, как обычно, было что ответить Тамаре.
— Так, значит, это снова я такой плохой? Что, может быть, и Форса тебе в любовники тоже я выбрал?
— Заткнись!
— Я, по крайней мере, был тебе верен, понятно?!
— Что? Ты украл у нас с Антоном деньги, бросил нас на дороге без копейки — и ты еще смеешь говорить о какой-то верности?! Да ты бы не вернулся, если б у тебя хоть что-то осталось! А что было мне делать без денег и с сыном на руках?!!
В эту секунду Тамара и сама верила в то, что Антон, как маленький ребенок, оставался целиком и полностью на ее попечении. И она кинулась на Игоря с кулаками, как на жестокого обидчика. Но тот схватил ее за руки и, как не раз уже бывало, успокоил в своих объятиях.
