О Хами его суждения еще более безрадостны: и прошедшее не блестяще, и в будущем «нет оснований ожидать для него чего-нибудь чрезвычайного, чего-нибудь такого, что сразу подняло бы благосостояние жителей этого оазиса». Город оживал лишь при «замешательствах на западе», когда в него вступала китайская армия. Сюда везли не только военное снаряжение, но и промышленные товары, продукты питания, включая рис. После разрешения очередного конфликта войска уходили, купцы разъезжались, и Хами «принимал снова свою прежнюю физиономию небогатого центрально — азиатского городка».
По свидетельству прекрасно владевшего уйгурским языком казахского ученого-просветителя Чокана Чингисовича Валиханова (1835–1865 гг.), в XIX веке город не имел торгового значения и был важен только как транзитный пункт, как этап на пути из внутреннего Китая в его западные районы. Товары привозили в основном из Пекина, что влекло за собой страшную дороговизну: «Дешево у нас только серебро», — комично говорили., китайские лавочники».
Вначале XX века Синьцзян посетил полковник генерального штаба царской армии барон Карл Густав Маннергейм (1867–1951 гг.), позднее командующий финскими войсками в боевых действиях против Советского Союза и президент Финляндии в 1944–1946 годах. Он составил «Предварительный отчет о поездке, предпринятой по высочайшему повелению через Китайский Туркестан и северные провинции Китая в Пекин в 1906–1908 гг.». Остановившись в Хами, барон, например, обратил внимание на то, что каждая из трех частей города обнесена зубчатой стеной «до крайности плохого устройства» — просто землебитной глиняной оградой квадратной формы, по углам которой и в середине размещались башни для продольного обстрела стен.
Критические замечания об условиях и уровне жизни населения в регионе и его городах-оазисах весьма часто встречаются в записках путешественников XIX— первой половины XX века. Конечно, нельзя не заметить некоторую тенденциозность в работах отдельных авторов, но в целом они стремились показать объективную картину увиденного.
Однако с тех пор прошло уже много времени, а за последние двадцать с небольшим лет Китай кардинально изменился. Повсюду сумасшедшими темпами ведется строительство ультрасовременных высотных зданий и транспортных магистралей, расширяются уже имеющиеся дороги, а одно- и двухэтажные улочки стремительно уходят в прошлое, что нередко вызывает грустные чувства.
Центр города: памятник хамийской дыне
Для непредвзято мыслящего человека повсеместный успех реформ налицо, тем не менее, никто не собирается закрывать глаза на сложности, которые были и есть. Так что поездка в Синьцзян— это не только странствия по древним караванным тропам Шелкового пути и посещение выдающихся памятников истории и культуры, но и знакомство с переменами, произошедшими в некогда экономически отсталом регионе, встречи с интересными людьми, решающими сложные проблемы наступившего века и тысячелетия, приобщение к современной повседневной жизни Срединной Азии.
Около ста лет назад британский офицер и дипломат Фрэнсис Янгхасбэнд, принимавший самое активное участие в военно-политических интригах вокруг Синьцзяна и Тибета, писал, что в Центральной Азии «скучные глинобитные стены, глинобитные дома и мечети имеют такой вид, словно они останутся всегда неизменными». Вином климате эти города были бы смыты водой, но здесь не бывает дождей, «и поэтому они стоят долгие годы». Над их воротами «следовало бы поместить изречение: «Как было прежде, так остается и теперь и так будет вечно». Что ж, у меня появилась великолепная возможность увидеть все своими глазами и заодно оценить глубину проницательности англичанина.
Первые полчаса на хамийской земле в предгорьях Тянь-Шаня прошли под аккомпанемент исключавших какие-либо возражения четких команд моей недавней соседки по купе, представительницы национальности хань. Она только что успешно прошла служебную переаттестацию в столице и с хорошим настроением вернулась в родной город. Выслушав обычные вопросы и скромные пожелания иностранца, молодая женщина взяла инициативу в свои руки и стала отдавать различные распоряжения, которые я охотно выполнял, прекрасно понимая, что это в моих интересах.
Муж-уйгур, встретивший ее на вокзале, вероятно, поступал также всю сознательную жизнь. Поэтому мы с ним в строгом соответствии с прозвучавшими указаниями отправились сначала в камеру хранения, а затем в железнодорожную кассу. Разрешив проблему с предстоящим переездом в другой населенный пункт и получив необходимые рекомендации по перемещению в Хами, я вполне мог возвратиться к самостоятельной жизни, что и поспешил сделать, от всей души поблагодарив супружескую пару за оказанную помощь.
Неожиданное знакомство напомнило забавный рассказ Марко Поло (1254?— 1324 гг.) о городе, который, знаменитый путешественник никогда не видел. Как известно, сопровождая отца и дядю, ранее уже побывавших в ставке монгольских ханов, в 1271–1275 годах он проехал морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Центральную Азию прибыл в Северный Китай.
На протяжении долгих лет (до 1292 г.) венецианец служил при дворе завоевателя Поднебесной и основателя династии Юань великого хана Хубилая, имея возможность посещать многие китайские провинции и города. Он возвратился на родину морем в 1295 году. Обратная дорога пролегала через Индонезию, Цейлон, Индию, Иран, другие государства и территории.
Упомянутый город неизменно находился в стороне от маршрутов его передвижений, но в знаменитой «Книге Марко Поло», продиктованной в генуэзской тюрыме пизанцу Рустичано (Рустичелло) в 1298 году, есть любопытный сюжет о Комуле (Хами): «Гостям иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца, сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там, что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своей женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться».
Великий хан Мункэ (внук Чингисхана) якобы возмутился тамошними нравами и попытался навести порядок, однако местные жители преподнесли монгольскому правителю богатые дары и умоляли разрешить им жить так, как «завещали деды». На что изрядно удивившийся Мункэ со словами «хотите срамиться, так живите по-своему» в конце концов согласился.
Сей рассказ весьма увлекателен, но вряд ли имеет ка-кую-либо связь с реальными событиями. Можно предположить, что в данном случае венецианец, огибавший пустыню Такла-Макан с юга и двигавшийся затем на восток, воспользовался услышанными историями-байками и решил как-то «оживить» повествование. Если бы на его пути действительно оказался этот город, он ранее неизбежно пересек бы Турфанский оазис, о котором в книге нет ни слова. Впрочем, путешественник мог попасть в Хами из Сасиона (совр. Дуньхуан в провинции Ганьсу), развернувшись на 100 с лишним градусов и пройдя несколько сотен километров в противоположном от основного маршрута направлении, однако такая гипотеза представляется весьма сомнительной.
