В пищу употреблялась каменная соль — «красный камень», — что свидетельствует о том, что предки кельтиберов проживали не в прибрежных районах, где соль имелась в избытке. Они сжигали тела умерших, что также было свойственно кельтам, а не иберам. Таким образом, эти племена, скорее всего, потомки первых переселившихся сюда групп кельтов, вытесненных со своих земель пришедшими позднее племенами; они оказались оттеснены в гористые, наименее плодородные районы Центральной Португалии. Признак того, что горы не были привычной для них средой обитания, — их отчаянные попытки покинуть горные районы и обосноваться на плодородных землях равнины. Этим и воспользовались римляне, для того чтобы окончательно усмирить некоторые племена. Они отдали им равнинные земли и таким образом сумели укротить их воинственность.
К югу от Тежу проживали племена, которых древние именовали кельтскими. В районе Алгарви жили племена кониев; об их долгом миграционном пути в южные районы свидетельствуют топонимы Конимбрига и Койна[4]. Возможно, это племена, которые, подобно лу-зитанам и кельтам, пришли когда-то в эти места, но были вынуждены их покинуть и уйти на юг под натиском других племен, проникших сюда в более позднюю эпоху.
2. Римское завоевание и распространение римской культурыИсторик не может обойти стороной изучение первобытных народов: начиная с истории традиционных ремесел и заканчивая происхождением языка, мы сталкиваемся с тайнами, ключи к которым приходится искать в древней истории. Это тем более важно для изучения происхождения португальского народа. Однако римская колонизация сильно сгладила этнические различия, проявлявшиеся в первобытных поселениях, и привела к общему знаменателю разнообразие культур аборигенов.
Появление первых римских воинов на территории Пиренейского полуострова было продиктовано стратегическими интересами второй войны между Римом и Карфагеном. Именно на Пиренейском полуострове карфагеняне набирали воинов для своего войска, которое затем отправляли сражаться против Рима, и удары, наносившиеся римлянами здесь, могли стать — как оно и получилось в действительности — решающими для исхода войны. Завершив разгром Карфагена, римляне приступили к разведке природных богатств Пиренейского полуострова, а затем остались здесь для их освоения. Для этого они приступили к постепенному захвату территории и вскоре полностью овладели ею. Свободными от римлян остались лишь горные районы севера (Кантабрии), и это объясняет причину сохранения до наших дней баскского языка, одного из редчайших следов доримской Европы.
Римская оккупация проходила далеко не безмятежно. Историки особенно подчеркивают сопротивление со стороны лузитан. И хотя римские легионы встречали отпор по всей Европе, ни один из предводителей местных племен не поразил древнеримских историков так, как вождь лузитан Вириат. В период между 147 и 139 гг. до н.э. он сумел объединить под своим командованием жителей нескольких племен в центральной части полуострова и нанести ряд крупных поражений войскам Рима. Однако ожесточенное сопротивление завоевателям не являлось делом только одного вождя. В действительности оно началось задолго до рождения Вириата и завершилось через много лет после его смерти. Именно на силу лузитанского сопротивления опирался в период с 80 по 72 г. до н.э. римский политический беженец Серторий в борьбе против Рима. Представляет интерес следующий факт, позволяющий обнаружить преемственность международных связей в античные времена: союзником Сертория в войне против Рима был понтийский царь Митридат[5], страна которого располагалась в Восточном Средиземноморье.
Однако войны, которые вели римляне против лузитан, не следует рассматривать в качестве нормы поведения захватчиков по отношению к народам Пиренейского полуострова. Наиболее распространены были миролюбивые отношения, сохранение уже существующих связей и налаживание длительных экономических контактов. Именно через установление таких контактов, сохранявшихся на протяжении пятисот лет, а не путем принуждения римлянам удалось изменить основы хозяйствования, вид поселений, формы социальной организации, технику труда, вероисповедание, обычаи местного населения, вплоть до языка общения.
Пшеница, вино и оливковое масло появились здесь не потому, что их ввезли сюда римляне; но именно последние всемерно способствовали их культивации с целью экспорта, а не только для пропитания местных жителей. Распространение данных культур окончательно видоизменило облик местного земледелия: именно они наилучшим образом подошли к почве и климату здешних мест. В масштабных сельскохозяйственных преобразованиях местное население использовалось в качестве рабочей силы, и этот первый контакт, имевший далеко идущие последствия, стал начальной фазой в процессе сближения культур. Из горных районов, изобиловавших Кастро, изолированность и оборонительные способности которых благоприятствовали племенной автономии, поселения местных жителей переместились в равнинные районы, расположенные недалеко от городских центров; туда, где говорили на латыни и где действовало римское право. Изменился и вид самих жилищ: вместо круглых соломенных хижин появились постройки из камня и обожженного кирпича, крытые черепицей, очень похожей на тот тип, который сегодня называется «португальская черепица».
Новые господа, обосновавшись на Пиренейском полуострове, обязывали население платить налоги; исключений не делалось и для тех жителей, которые упорно продолжали жить в Кастро. Поэтому местному населению, с одной стороны, приходилось иметь на руках деньги; во многих кастро до сих пор находят римские монеты. С другой стороны, это подталкивало к переходу от уклада коллективной обработки земли к частной собственности: один из членов общины (чаще всего ее глава) отвечал за уплату всего налога; такой плательщик и становился сборщиком налогов, обязывая остальных членов общины отдавать ему часть доходов, и, возможно, он же устанавливал размер налогов в зависимости от доходов и от стоимости обрабатываемой земли. Такой гипотезы придерживается португальский историк Алберту Сампаю, самым тщательным образом исследовавший этот период. В данном вопросе мы вынуждены ограничиться гипотезами, поскольку отсутствуют документы, устанавливающие, как все обстояло на самом деле.
До наших дней дошли следы примитивного сельского общинного уклада. Ведутся споры о его происхождении. По мнению одних, речь идет о пережитках уклада местного населения, относящихся к доримскому периоду. По мнению других, следует говорить об элементах общинной организации средневековых конселью[6]. Вторая гипотеза лучше, чем первая, соответствует известным фактам. Однако то обстоятельство, что средневековые конселью приняли формы общинной жизни вскоре после уничтожения вторгшимися мусульманами существовавших социально-политических структур, свидетельствует о потенциальной жизнеспособности этих корней, уходящих в доримские времена.
