Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Однако я не его друг и никогда не смог бы им стать. Меня всегда коробило его полное нежелание раскрыться и уделить хотя бы каплю доверия постороннему человеку; я уверен, он мог бы это сделать, но чтобы заслужить его расположение, требуется – со стороны журналиста – абсолютное признание за ним последнего слова. В ответ ожидается какая-то рабская преданность, но ее я проявить не смог бы. В то время как Кантона зачастую строил особые отношения с людьми, принимавшими его сторону, было очевидно, что с Тьерри такой номер не пройдет. Он, как никакой другой футболист, с которым мне приходилось иметь дело, неистово жаждал признания и славы. В его окружении возникали какие-то подхалимы, но очень скоро они оказывались далеко за пределами его звездного пути, так как лучшего критика Тьерри-игрока, чем сам Тьерри, в мире не существует. Его не одурачить.
Написав примерно 120 000 слов этой книги, я окончательно понял, что мне не закончить ее в той форме, которую я изначально для себя определил. Я задумывал хронологическое описание карьеры игрока, дополненное интересными свидетельствами. Когда я писал биографию Кантона, лучшего изложения событий и представить себе было сложно. Но здесь я очень скоро понял, что тону в мелочах и теряю свою главную цель – я теряю самого Анри. Дьявол кроется в деталях, это верно, но только если эти самые детали представляют нечто целое. В противном случае чувствуешь себя как персонаж Орсона Уэллса в последних кадрах фильма «Леди из Шанхая»[3], когда он ищет Риту Хейворт в галерее зеркал комнаты смеха. Развязка может наступить, только когда пуля разбивает стекло.
Давайте продолжим аналогию: биограф держит перед объектом своего описания зеркало. Отражение совсем не обязано быть самым лестным. Путем проб и ошибок автор регулирует свет, так как он знает, что в конечном итоге то, что выйдет из-под его пера, будет лежать скорее в сфере правдоподобия, чем абсолютной правды. Но на что еще мы можем претендовать? В случае с Эриком Кантона это зеркало разлеталось вдребезги не один десяток раз, так как иметь дело с такой темпераментной личностью – все равно что пытаться удержать воду в решете. Мне приходилось собирать осколки этого зеркала и склеивать их по возможности хорошо и аккуратно. Но чем более фрагментарен образ, тем полнее он мне кажется. Тьерри Анри создал мне другую проблему. Само это слово «создал» по большому счету уже не оставляет никакой интриги, так как все то время, пока я работал над книгой, мне казалось, что я каждый раз натыкаюсь на серию таких подготовленных заранее «созданий»: общественный имидж Тьерри настолько гладкий, что его можно сравнивать с зеркалом, в которое я пытался заглянуть. Сколько бы гальки я ни бросал, идеально ровная поверхность этого спокойного жизненного бассейна оставалась неизменной. Вероятно, это явный признак того, что игрок принадлежал к другой эпохе. В его время любая шероховатость характера тщательно сглаживается и полируется руками всегда и всего опасающихся медиаконсультантов, имиджмейкеров и пресс-секретарей, они всеми способами стремятся оградить и защитить столь драгоценный товар. Кантона своими экстравагантными выходками всегда умел восхищать и мастерски использовал общественное мнение, однако он никогда не терял при этом своей подлинной человечности, даже когда делал это в своих личных интересах. Анри, прекрасный, знающий собеседник, идеальный в этом плане среди современных футболистов, вряд ли сможет вести себя настолько сердечно.
Начать с того, что в его жизни не было никаких «историй», за которые можно зацепиться и подвести читателя к главному герою, чтобы вместе с ним посмеяться над прошлыми ошибками. Карьера Анри с самого раннего этапа представляет собой на удивление прямую линию, это особенно поразительно для игрока, считающего, что им движет «злость». Его можно сравнить с самым одаренным учеником в классе, который по своим задаткам и такому положению в классе весьма естественным образом оказывается в Оксбридже[4] и продолжает там беспрепятственно свой путь. О нем часто говорят как о «выпускнике академии Клерфонтен», и на этот раз слово «выпускник» звучит по отношению к футбольному игроку довольно метко. Талант, личная приверженность и превосходное образование безусловно сыграли роль в его прогрессе – но удача? Никакой удачи и в помине! Ну если не считать удачным стечением обстоятельств тот факт, что Тьерри возник в молодежной сборной Франции в тот момент, когда она обретала крылья. Далее: «Монако», прелюдия; «Ювентус», неудачная репетиция; «Арсенал», симфония; «Барселона», мыльная опера; и в конечном итоге Нью-Йорк, кода в поисках правильного тона – тона, который я пытался расшифровать и чьи первые ноты написал другой человек: его отец.
1
Во имя отца
Кому я обязан и за что? Я не думаю много о слове «обязан». Да, я обязан чем-то моему отцу, это он помог мне появиться на этой планете.
(Тьерри Анри, 2006)Имя Роберта Камелота сегодня почти забыто, его имя сегодня не более чем сноска в истории архитектуры модерна двадцатого века. Как и очень многие молодые люди его поколения, он стремился построить лучший мир на руинах, оставшихся после Первой мировой войны. Его страна должна была развернуться спиной к прошедшей кровавой бойне, а чтобы это сделать, грязь закатают в бетон. Движимый самыми благородными помыслами, поддерживаемый властями, которые очень старались идти в ногу со всеобщей индустриализацией, Камелот (иронию здесь можно найти везде, даже в фамилии) предложил преобразовать безликие просторы, окружавшие в то время главные французские города, в «урбанистические проекты» плотной застройки – один за одним начали устремляться в небо высоченные дома, где сегодня проживают миллионы французов. Их жизнь течет обособленно от большинства соотечественников, но, как правило, до начала беспорядков, случающихся там постоянно. Вот такие они, пригороды больших городов.
Лез-Юлис, где Тьерри Анри родился и вырос, был одним из таких гротескных созданий, одним из последних, построенных Камелотом. В то время, в начале шестидесятых, первые блоки высотных домов возвели в долине Валле де Шеврез. Франция переживала тогда беспрецедентный экономический бум. Эти южные пригороды Парижа считались настолько незначительными, что туда даже не проложили железную дорогу (кстати, железнодорожного сообщения нет там до сих пор). Предполагалось, однако, что эти места станут пристанищем для двух наиболее успешно развивающихся отраслей промышленности, символично между собой перекликающихся: IT и атомной энергетики. Такие компании, как Hewlett-Packard, например, переехали в специально выстроенный для них «технологический центр»; Комиссариат по атомной и альтернативным видам энергии обосновался там еще за десять лет до этого, выбрав для своего головного офиса город Сакле. Но когда первые жители пригорода Лез-Юлис заехали в свои новые дома, то в большинстве только что сданных в эксплуатацию квартир не было воды. Это случилось в мае 1968 года. Более неподходящий момент придумать сложно. В это время Францию сотрясали социальные волнения, направленные как раз на те самые «ценности», которыми руководствовались заказчики проекта Камелота. В Лез-Юлисе не имелось даже городского совета, местная власть возникла только лишь в год рождения Тьерри, в 1977 году, равно как и футбольный клуб «Лез-Юлис», куда он отправится в шесть лет. Квалифицированные рабочие, «белые воротнички», которых стремились привлечь в эти районы, довольно быстро поняли, что им продали «замок на песке»: как только они осознали всю эфемерность замысла, они постарались переехать в более дружелюбную и благородную обстановку, оставив за собой пустые блочные башни. Менее удачливых жителей этот вакуум жадно засосал. В течение нескольких лет Лез-Юлис превратился из социальной утопии в очень «чувствительную зону». Таким эвфемизмом уже никого не одурачить. В 2010 году 40 процентов проживающих там граждан не платили подоходный налог и даже не задумывались над тем, что это надо делать. В те годы, когда началась жизнь Тьерри, богаче они не были.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
