Я никогда не слышала о ядовитых представителях морской жизни в Таиланде. И на обычных пчел Шон не особенно реагировал, так что аллергическая реакция казалась маловероятной. Я подумала, что дело просто в брезгливости. Когда мы годом раньше ездили на рыбалку у Вильсонс-Пром[3] на южной оконечности Австралии, именно мне приходилось наживлять на крючки песчаных червей, а потом снимать с них извивающихся серебряных лещей, которых мы ловили. Шон опасался даже тамошних крохотных голубых рачков-отшельников.
– Пойдем со мной, – повторила я, глядя на него, сидевшего у кромки воды. У него были влажные волосы, впалая узкая грудь, белые ноги были облеплены песком.
– Не могу.
2
Сан-Диего – Хадрин
1982–2002 гг.Я решила, что хочу стать морским биологом, когда мне было восемь. Это случилось в июле 1982 года, когда я впервые отправилась в Сан-Диего, чтобы провести лето у бабушки и дедушки. Я, уроженка маленького северно-калифорнийского городка, находившегося в глубине материка, чувствовала себя отчаянной и отважной, когда одна – сама! – садилась в самолет. У моего младшего братца ни за что не хватило бы на это смелости!
Самолет сделал крутой вираж над облаками, над океаном – зеленым простором, разбавленным белым барашками. Я прижалась носом к иллюминатору – отражение моих собственных зеленых глаз потерялось во всей этой нежной краске – и мгновенно позабыла о прежней мечте стать канатоходцем.
Дедушка Боб был геофизиком-океанографом в исследовательском институте Скриппса, он рассказывал мне о сизигийных приливах[4] и о том, как распознавать сильные обратные течения. Бабушка Джой заплывала далеко за волнорезы, а потом каталась без доски на волнах, которые несли ее обратно к берегу. Каждое лето мы неделю за неделей проводили вместе, исследуя приливные заводи, волоча ноги по песку, чтобы избежать прикосновения морских ос, и наблюдая миграцию серых китов в телескоп дедушки Боба.
Во время Второй мировой войны мой дедушка рисовал непромокаемые карты океанских течений в надежде, что пилоты, сбитые над Тихим океаном, смогут воспользоваться ими и добраться до территорий союзников. Помню, как я становилась на коленки в кресле, чтобы дотянуться до дедушкиного стола. Мой палец был самолетом, парившим в воздухе над океаном, прежде чем спикировать с небес в огненном крушении… сюда. А потом я прослеживала свой путь по извилистым голубым линиям карты, чтобы выяснить, где окажусь. Затянет ли меня в спиралевидный водоворот посреди моря – или выбросит на берег какого-нибудь дружественного государства? Мне было трудно догадаться, какие страны на нашей стороне. Суша на картах была обозначена безликими оранжевыми кляксами, а все самое важное находилось в океане.
В течение десяти лет я самостоятельно летала в Сан-Диего. Окончив среднюю школу, я снова вернулась туда, чтобы изучать биологию в Калифорнийском университете. Каждое воскресенье бабушка и дедушка встречались со мной, чтобы вместе полакомиться вафлями с пеканом и бананом в «Кофейне Гарри» в Ла-Холье. Я училась кататься на доске и плавать с аквалангом и одновременно работала волонтером в аквариуме института Скриппса; мне нравилось направлять пухлые пальчики младших школьников, когда они ухаживали за кожистыми морскими звездами и шипастыми фиолетовыми морскими ежами.
На третий год обучения я изучала морскую биологию в Сиднее, и провела две блаженные недели, ныряя и считая рыбок-клоунов на коралловых рифах у острова Херон.
Перед выпуском я занималась исследованием поведения гигантского тихоокеанского осьминога и брачных игр манящих крабов. Могла часами наблюдать, как крабы-самцы размером с большой палец машут белесыми клешнями-переростками в надежде заманить самочек в свои песчаные норы. Но крохотные самочки были привередами и преодолевали громадные расстояния (до пятидесяти футов!), прежде чем выбрать себе наконец партнера.
Получив диплом, я захотела продолжить исследование океанов и земель, которые впервые увидела на дедушкиных картах. Мои друзья осели в Калифорнии, а я преподавала плавание с аквалангом в Панаме и Ирландии, учила морской экологии подростков на Багамах и в Эквадоре. Мне приходилось работать биологом на судах, исследующих акваторию Галапагос и Карибского бассейна. А в перерывах я путешествовала: учила испанский в Коста-Рике, ходила по Тропе Инков к Мачу-Пикчу в Перу, ела лимонных муравьев на Амазонке, гуляла среди обезьян-носачей на Борнео, каталась на сноуборде в Шамони. Но ни разу не удалялась от морских берегов надолго. Море неизменно звало меня обратно. Мне не дано было знать, что́ оно однажды отберет у меня.
* * *
– Он веселый. И очень забавный. И красивый. Когда я впервые его увидела, еще подумала: «Надо же, какие симпатичные у Марти друзья».
Это был мой первый вечер в непритязательном хостеле «Альберг Палау» в Барселоне, и мне начинало казаться, что меня к чему-то готовят. Я слышала, как чуть раньше Луиза говорила кому-то по телефону: «У меня тут в хостеле такой талантище!» Но я никак не могла взять в толк, что это могло означать.
Луиза была медсестрой из Мельбурна, которая тоже путешествовала с рюкзаком по Европе. Она пригласила меня в бар вместе с каким-то парнем по имени Шон – он остановился в другом хостеле и был другом ее бывшего бойфренда Марти. Но после ночного поезда из Ниццы я была без сил. Мои контактные линзы стали клейкими. И я сказала ей: может быть…
А потом по лестнице скачками поднялся Шон. Его длинное худое тело казалось недостаточно надежным, чтобы удерживать в себе энергию и энтузиазм. Очки в проволочной оправе съезжали с длинноватого носа с горбинкой. Но он определенно был красив – как и было обещано.
И мы отправились в поход по барам вдоль Рамблы. Мы с Шоном флиртовали над бутылками «Эстрелла Дамм». Заодно он флиртовал с парой блондинистых швейцарок, которых привел с собой из хостела, и с новозеландской цыпочкой, глаза которой были обведены голубыми тенями. Но его явно раздражало, когда я, в свою очередь, принялась флиртовать с бартендером-ирландцем. Шон то и дело натягивал капюшон моей куртки мне на голову. И мы ввязались в обычные дебаты, сравнивая Мельбурн и Сидней. В Мельбурне я была всего пару раз, и он не произвел на меня впечатления, зато мне очень понравилось жить в Сиднее, когда я училась на третьем курсе.
Шон был непреклонен и отважен:
– Я заставлю тебя полюбить Мельбурн больше Сиднея, как только мне представится шанс показать тебе его, – сказал он, чем немало меня насмешил.
На следующее утро мы с Луизой перебрались в хостел Шона возле Пласа-де-Каталунья. Владелица хостела Энджи была девушкой жилистой и наделенной прямо-таки маниакальной энергией. Ее заведение было дешевле и чище, без всякого комендантского часа в полночь и дневного локаута. Энджи и Шон так и плясали по хостелу вместе; Шон – одетый в термолосины с пурпурными полосками и шарфик футбольного клуба «Барселона», который он только что прикупил.
