Посещение огромного сука (рынка) Саны было сродни погружению в мир волшебных сказок «Тысячи и одной ночи». Крошечные лавочки и мастерские, лепившиеся друг к другу, группировались в соответствии с типом товаров. На южной окраине сука, у Баб-эль-Йемен, что означает «Врата Йемена», я обнаружил, что романтика «Тысячи и одной ночи» имеет и жестокую теневую сторону. С деревянной перекладины свисали две кисти рук и ступня, отрубленные у трех воришек несколькими днями ранее и вывешенные там в назидание остальным.
Вход в главную мечеть Саны был строго воспрещен неверным, но под конец своего четырехнедельного визита я отважился проникнуть внутрь под покровом темноты, вычернив лицо сажей в тех местах, где кожа не загорела от солнца. Я был одет в йеменские одежды до пят и длиннополый темный пиджак поверх них, а лицо частично скрыл тюрбаном. Моя маскировка сработала; никто не обратил на меня внимания. Я исполнил предписанные омовения, прошел, низко опустив голову, через широкий внутренний двор и ступил в молитвенный зал. Между массивными белыми колоннами пол был устлан коврами, на которых сидели мужчины, вполголоса читая отрывки из Корана. Осторожно подняв голову, я с удивлением обнаружил христианские кресты на капителях некоторых колонн. Каким образом этот символ христианства мог оказаться в мечети, которая предположительно была заложена еще при жизни Пророка? Позже мне удалось выяснить, что во время реконструкции мечети в качестве строительного материала были использованы фрагменты христианского собора Саны, разрушенного в 770 г.
Это маленькое личное открытие явилось для меня ключевым опытом, научив тому, что даже в ясных и определенных обстоятельствах можно отыскать нечто совершенно неожиданное. В путешествии стоит заглядывать под каждый попадающийся камень.
Тринадцатью годами позже я обрел еще один памятный опыт общения с Йеменом — теперь уже объединенным. Я пересекал южную оконечность пустыни Руб-аль-Хали, направляясь из великолепного города-оазиса Шибам на юго-востоке в Мариб, расположенный в сердце Йемена. Мариб знаменит не только руинами своей дамбы, обрушившейся в конце VI столетия (они упомянуты в Коране), но и как родина диких племен, которые часто похищают иностранных исследователей и путешественников, вымогая выкуп у них и у правительств их стран. Если в 1980 г. я нанимал двух местных вооруженных телохранителей, повсюду меня сопровождавших, в этот раз я решил, что могу обойтись и без них. Мне предстоял путь через южные горы в Сану из Мариба, и я положился на своего водителя Али, обладателя новенького «Калашникова». По пути в столицу я хотел посетить развалины доисламского храма, посвященного лунному божеству Альмака, близ Сирваха.
Когда мы прибыли на место, Али предупредил меня об опасности похищения и дал мне на фотосъемку храма только десять минут. Он остался сторожить наш «лендкрузер». Поскольку безоружный человек в Йемене никаким положением не обладает, он снабдил меня заряженным десятизарядным маузером, а себе оставил автомат. Мы оба были готовы при необходимости пустить оружие в ход.
Примерно минут через шесть я услышал гудок «лендкрузера», а потом — выстрел. Это был сигнал к немедленному возвращению. Я помчался к машине и увидел два автомобиля, несущихся к нам на бешеной скорости. Один из них попытался выехать мне наперерез, но я оказался проворней и успел добежать до Али. Тогда они блокировали нашу машину, и из них вылезли семеро вооруженных бедуинов. Мы с Али встали спина к спине и взвели курки. Бедуины замешкались, но выбраться мы не могли. Когда я попытался разрядить напряженную атмосферу, предложив им сигареты, главарь этих сердитых людей направил автомат в мою сторону и потребовал, чтобы мы отдали наш «лендкрузер» и 50 000 долларов в придачу. Али поднял свой «Калашников», нацелив его в грудь главарю, и начал отчаянно с ним торговаться. Я понимал арабский и мог следить за этим обменом угрозами. Мне припомнилось, что один из героев гражданской войны в Йемене, бушевавшей между республиканцами и монархистами с 1962-го по 1970 г., был родом из района между Саной и Сирвахом. Это был племенной генерал Касем Мунассар, снискавший восхищение как друзей, так и врагов своей храбростью, тот самый, что привел республиканское правительство на грань краха. Я ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, и по-арабски спросил главаря:
— Ты когда-нибудь слышал о генерале Касеме Мунассаре, покойном шейхе Бени-Хушейш?
Бедуина явно застала врасплох моя арабская речь — как и то, что я наслышан о герое всех йеменцев. Он гордо вскинул голову:
— Я родственник племени Бени-Хушейш.
Услышав ответ, я немедленно продолжил натиск:
— Я уже бывал в Йемене, в 1980-м, и посетил несколько мест в провинции Бени-Хушейш (это было правдой), я встречался с некоторыми кровными родственниками генерала Касема, и фотографировал их, и опубликовал три репортажа об этом в Германии (это я придумал). В Марибе два бедуина из Бени-Хушейш были моими телохранителями и спутниками по путешествию (а это было почти правдой!).
Бедуины застыли, как громом пораженные. Главарь положил свой автомат на землю, и его люди последовали его примеру. Мы снова поставили свое оружие на предохранители, и я сунул пистолет за ремень. Теперь было необходимо удержать инициативу и действовать быстро. Я роздал сигареты и рассказал пару вычитанных ранее анекдотов о походах генерала Мунассара, а затем задал провокационный вопрос:
— Вы действительно собираетесь убить друга Бени-Хушейш?
— Нет, клянусь Аллахом и пророком Его Мухаммедом! Просто заплатите пять долларов за проезд — и можете быть свободны.
Что еще можно открыть в сегодняшнем мире, в эру спутниковой фотосъемки? По мне, так это вовсе не риторический вопрос; ответ на него определяет мою цель. Что неизвестного осталось в области географии, истории и цивилизации в целом? И в чем разница между открытием и исследованием? Первооткрыватель осознает важность своего открытия; он не просто первый, кто случайно спотыкается о нечто, не понимая при этом, что видит перед собой. Как видно из самого термина, первооткрыватель сдергивает с некоторого материального или идеального объекта «покров тайны». Исследователь цивилизаций может, но не обязательно должен быть похож на первооткрывателя. Он пытается понять свою находку с различных точек зрения, раздвинуть границы существующего знания и показать сложные взаимосвязи.
Я пришел к пониманию разницы между случайной находкой, не понятой сразу, и открытием, когда занимался изучением 2000-летнего города Лоулань в сердце пустыни Лобнор на северо-западе Китая. Обитатели Лоуланя покинули свой город около 330 г. н. э. из-за нехватки воды. Вскоре лишь немногочисленные деревянные столбы, торчащие из песка, остались единственным напоминанием о Лоулане. Однажды в конце XIX века несколько заблудившихся охотников отыскали туда дорогу. В кусках древесины тополя, чей возраст составлял 2000 лет, они увидели не развалины поглощенного песками города, но лишь желанное топливо. Первооткрывателем западной части Лоуланя, помеченной на картах раскопок как L.B., был уйгур Ордек, проводник Свена Гедина, который набрел на нее, потерявшись во время песчаной бури в 1900 г. В отличие от охотников, Ордек распознал важность иссушенных деревянных останков и в 1901 г. привел к ним Свена Гедина. Гедин, а позже и Аурел Стейн провели археологические исследования Лоуланя и обнаружили буддистские храмы, фрагменты тканей и древние документы, свидетельствующие о торговых связях как с Восточным Средиземноморьем, так и с Китаем.
