Она уже пробовала заинтересовать мать книгами, которые заказала из Лондона, чтобы пополнить библиотеку, и без того весьма обширную. Но Элизабет Мэнсфорд и раньше не отличалась большой любовью к чтению, тем более не тронуло ее это и теперь.
Когда муж читал ей вслух написанное им о Греции, она всегда казалась очень внимательной слушательницей.
Однако Мена замечала, что она скорее наслаждалась звуком его голоса, а не строками, выходившими из-под его пера.
Теперь же девушка была решительно настроена сделать что-нибудь и вывести мать из охватившей ту апатии.
Она подошла к секретеру эпохи королевы Анны, стоящему в углу гостиной, и начала набрасывать список соседей.
Было грустно сознавать, что почти все они довольно почтенного возраста.
Мена привыкла воспринимать свою мать молодой женщиной.
Ее отец, который был всего на несколько лет старше своей жены, часто говорил:
— Проблема нашего графства состоит в том, что молодежь уезжает в Лондон, оставляя позади все эти «старомодные чудачества»!
Но, несмотря на это, пока он был жив, в его доме, казалось, никогда не иссякал поток гостей.
Мена знала, что многие из них обращались к нему за советом по вопросам, связанным с лошадьми, в которых он хорошо разбирался, особенно когда речь шла о породе.
Ее отец был великолепным наездником.
Когда кто-нибудь из соседей собирался приобрести лошадей, то неизменно консультировался с ним, прежде чем заключить сделку.
Мене было всего семнадцать, и она еще не успела завершить свое образование, когда умер ее отец.
Она понимала, что он задумал дать ей весьма обширное, хотя и несколько нетрадиционное для девушки образование, но ведь сына у него не было.
Видимо, это было отчасти вызвано его желанием иметь в будущем собеседника, с которым можно было бы обсуждать интересующие его темы, требующие вполне академических знаний.
Жена мало подходила для подобной роли, поскольку, как догадывалась Мена, мать только внимательно выслушивала его и хвалила все, что бы он ни сказал или ни сделал.
Но он-то знал, что она просто не способна спорить с ним.
К тому же госпожа Мэнсфорд никогда не была по-настоящему заинтересована предметом обсуждения, ее интересовал только муж.
Он обожал ее, однако ему необходим был кто-то, с кем можно было бы поспорить, завести дискуссию.
Кто-то, кто обладал бы умом и знаниями, позволяющими составлять свои личные суждения, отличные от мнения отца, и высказывать эти суждения в споре с ним. И все это он нашел в своей дочери Мене.
Поэтому-то он в свое время и настоял на том, чтобы девочка получала такое же разностороннее образование, как если бы это был юноша.
К ней приглашали гувернанток и учителей не только, по традиционным предметам, но и специалистов в таких областях знаний, как восточные языки и западные религии. И естественно, у нее был наставник по истории Древней Греции. Мена обожала эти уроки.
И не только потому, что ее на самом деле интересовало все изучаемое ею, но и потому, что ей передавалось восторженное отношение отца к этой прекрасной стране.
Она часто думала, что со смертью отца опустела не только жизнь матери, но и ее собственная.
Какой невыносимой мукой было входить в его кабинет, зная, что никогда больше она не увидит там отца.
Как часто, бывало, взволнованно вбегала она туда, чтобы поделиться с отцом прочитанным в книге или газете.
— Взгляни, папа, что тут написано! На одном из греческих островов был обнаружен еще один древний храм, посвященный Аполлону!
Глаза лорда Мэнсфорда немедленно загорались.
— Где же они нашли его? — спрашивал он. — Что-то не могу припомнить, чтобы слышал что-нибудь похожее раньше!
Он приходил в такой восторг, как если бы Мена нашла драгоценный камень.
И если госпожа Мэнсфорд чувствовала себя потерянной без любви, которую муж давал ей, Мена тосковала, утратив источник знаний и игры воображения.
Ей часто казалось, что смерть отца словно опустила перед ней темную завесу.
До сих пор Мена все еще не могла представить себе, как ей преодолеть это состояние.
Она успела записать около полудюжины имен, когда внезапно услышала в зале голоса.
Мена удивилась, на мгновение она даже подумала, что ей это только кажется.
Уже очень давно никто не навещал их, за исключением пожилого священника.
Раньше в доме бывали еще учителя Мены, но месяц назад, когда ей исполнилось восемнадцать, она прекратила свои занятия и рассталась с ними.
Конечно, ей хотелось бы продолжать заниматься, хотя бы потому, что уроки заполняли медленно тянущиеся унылые дни.
Но она понимала, что в их положении это было бы излишней и ненужной расточительностью.
Они не могли позволить себе подобные траты, да к тому же, так или иначе, но она уже достигла того уровня знаний, когда ей нечему было больше учиться у своих учителей.
— Теперь мне надо заниматься самообразованием, — приняла она решение, понимая, что это вовсе не одно и то же — учиться самостоятельно или иметь наставника, с которым можно обсуждать изучаемые вопросы.
Или вести споры с отцом, когда он еще был жив.
Теперь она явно слышала голос Джонсона — их дворецкого — и другой голос, но она не смогла сразу узнать, с кем он разговаривал.
Дверь в гостиную отворилась, и Джонсон объявил:
— Леди Барнхэм, мэм!
Госпожа Мэнсфорд удивленно подняла глаза, а Мена радостно воскликнула:
— Алоиз! Неужели это действительно ты?
В комнату вошла молодая женщина. Она казалась самим воплощением элегантности.
«Алоиз всегда была прекрасна», — подумала Мена. Но в этом модном наряде, юбка которого была присобрана сзади в турнюр, в шляпке, украшенной зелеными перьями, она была просто восхитительна. При взгляде на нее захватывало дух.
Она пересекла комнату и подошла к матери. Госпожа Мэнсфорд протянула к ней обе руки.
— Алоиз, любимая моя! Какой сюрприз! Я думала, ты совсем позабыла о нас!
— Как хорошо снова видеть вас, мама, — произнесла Алоиз, наклоняясь к матери и слегка целуя ее в щеку.
Затем она обернулась к сестре, которая подбежала к ним из другого конца комнаты.
— Боже мой, Мена! — воскликнула она. — Как ты выросла! А я все еще думала о тебе как о маленькой девочке.
«Это кажется невероятным, — подумала Мена, — но Алоиз не была дома целых четыре года».
Удивительно, но в голосе ее звучали те же резкие нотки, что и в прежние времена, когда она еще жила с ними.
