Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
– Спать, cara mia[2], – певуче говорила мама, и девочка уходила в другую комнату, оставив маму и гостя постукивать ногами под музыку в маленькой гостиной под пристальными взглядами маминых родственников с фотографий. Часто их холодные лица снились Карле по ночам, и ее крики мешали танцам и сердили маму:
– Ты уже большая, чтобы бояться снов. Ты не должна беспокоить меня и Ларри.
Когда в школе задали сделать проект «Мои папа и мама», Карла, воодушевившись, пришла домой, но мама долго цокала языком, а потом разрыдалась, уронив голову на кухонный стол.
– Я должна что-нибудь принести на школьную выставку, – настаивала Карла. – Не могу же я одна ничего не принести!
Наконец мама сняла со стены фотографию мужчины с прямой осанкой, в белом воротничке и со строгим взглядом.
– Мы отправим к ним нонно, – сказала она так, будто в горле у нее застрял леденец.
Карла любила леденцы. Дядя с блестящей машиной часто приносил ей леденцы в белом бумажном пакете, но они прилипали к рукам, и Карле приходилось долго отмывать пятна.
Карла благоговейно взяла фотографию.
– Это мой дедушка?
Она и так знала ответ – мать говорила ей это много раз, но приятно лишний раз услышать, что у нее, как у всех, есть дедушка, хоть он и живет за много миль в горах Флоренции и не отвечает на письма.
Мама Карлы обернула фотографию в оранжевый с красным шелковый шарф, пахнущий нафталином. Карла бежала в школу, как на праздник.
– Это мой нонно, – гордо объявила она.
Но все только смеялись.
– Нонно, нонно, – передразнил один мальчишка. – А почему не дедушка, как у всех? И где твой отец?
Это было накануне ее именин, а на следующий день Карла убедила мать не ходить на работу, притворившись больной. Это был один из лучших дней в ее жизни: они с мамой устроили пикник в месте под названием Гайд-парк, и мама пела песни и рассказывала о своем детстве в Италии.
– Братья брали меня с собой купаться, – мечтательно говорила она. – Мы ловили рыбу на ужин, а потом пели, танцевали и пили вино.
Карла, пребывавшая наверху блаженства оттого, что не пошла в школу, накручивала на пальчик прядь маминых темных волос.
– А папа тоже с вами купался?
Карие мамины глаза вдруг погрустнели.
– Нет, моя маленькая, не купался. – И она принялась убирать термос и сыр с красного клетчатого пледа на траве. – Пойдем, пора домой.
И это уже не был лучший день в жизни Карлы.
Сегодняшнее утро тоже не самое удачное. На первом уроке будет контрольная, предупредила учительница. Математика и правописание – самые ненавистные Карле предметы. Чем ближе они подходили к автобусной остановке, тем сильнее Карла тянула маму за руку.
– Росточком ты не вышла, – недавно сказал ей дядя с блестящей машиной, когда она отказалась рано ложиться спать, – зато упрямства на двоих хватит.
«А что, нельзя?» – чуть не огрызнулась Карла.
– Всегда будь вежлива с Ларри, – твердила мать. – Без него мы бы здесь пропали.
– Пожалуйста, давай останемся дома! Ну, пожалуйста! – заныла Карла.
Но мама ничего не желала слушать.
– Мне надо работать.
– Ну почему? Ларри поймет, если ты не пойдешь с ним обедать!
Обычно Карла не произносила имени гостя, предпочитая называть его дядей с блестящей машиной. Это означало, что он не член их семьи.
Мама резко повернулась, едва не налетев на столб. Мгновение она казалась почти взбешенной.
– Потому что, малышка, у меня еще осталась гордость. – Ее глаза сверкнули. – И потом, я люблю свою работу.
Мамина работа была очень важной: она делала из обыкновенных теть красавиц. Мама работала в большом магазине, где продавали помаду, тушь для ресниц и специальные кремы, от которых кожа становится «прелестно смуглой», «томно бледной» или чем-то средним, смотря как нанести. Иногда мама приносила образцы домой и подкрашивала личико Карлы, так что девочка выглядела гораздо старше своего возраста. Это делалось ради красоты, чтобы однажды и Карла нашла себе дядю с блестящей машиной, который закружит ее в танце посреди гостиной.
Ларри мама нашла именно так. В тот день она работала за кассой в отделе парфюмерии, потому что кто-то заболел. Заболел – это хорошо, сказала мама, потому что тогда магазину требуется замена. Ларри пришел купить духи своей жене. Она тоже заболела. Мама оказывает его жене услугу, делая Ларри счастливым. Он и к Карле хорошо относится, вот леденцы ей приносит.
Но сейчас, когда они шли к автобусной остановке, где уже стояла соседка с золотистыми волосами (которая, по словам мамы, ела слишком много пирожных), Карле хотелось большего.
– А можно попросить у Ларри пенал-гусеницу?
– Нет, – мать сделала решительный жест изящной рукой с алыми ногтями, – нельзя.
Это несправедливо! Карла уже почти ощущала мягкости меха, мысленно поглаживая пенал. Она почти слышала, как гусеница говорит: «Я должна принадлежать тебе, Карла. Тогда все нас полюбят. Не бойся, ты что-нибудь придумаешь».
Глава 3. Лили
До тюрьмы предстояло добираться автобусом от конечной станции линии Дистрикт[3]. Ее нежно-зеленый цвет на карте метро успокаивал – это не красная центральная линия, ломаная и кричащая об опасности. Станция Баркинг. Я напряженно рассматриваю платформу через стекло с полосками дождя, ища знакомые лица.
Но никого из них нет, только группы заспанных жителей пригородов, похожих на сморщенных ворон в плащах, и женщина, присматривающая за мальчиком в красивой красно-серой форме.
Когда-то и у меня была нормальная жизнь в Баркинге. Я до сих пор помню дом 50-х годов постройки, с каменной штукатуркой и бледно-желтыми оконными рамами, отличавшимися от традиционных кремовых у соседей. Помню, как я, держа маму за руку, сосредоточенно семенила в библиотеку по оживленной улице. Отчетливо помню, как папа сказал: скоро у меня появится братик или сестричка. Наконец-то я буду как все в нашем классе – дети из веселых, шумных, суетливых семей, совсем не похожих на нашу тихую семейку из трех человек!
По странной ассоциации мне вспомнились утренняя капризуля из нашего дома и ее мамаша с красиво очерченными яркими губами, гривой черных волос и отличными белыми зубами. Между собой они говорили по-итальянски, и я подавила искушение похвастаться, что только что вернулась из Италии после медового месяца.
Я часто думаю, как живут другие люди. Интересно, кем работает эта красавица? Моделью? Но сегодня мои мысли против воли возвращались ко мне самой, к моей жизни. Как бы я жила, стань я социальным работником, а не юристом? Что, если бы вскоре после переезда в Лондон я не пошла на вечеринку вместе с новой соседкой по квартире – ведь обычно я отказывалась? Не пролила бы вино на кремовый ковер? И если бы тот добрый рыжий молодой человек («Здравствуйте, меня зовут Эд») в темно-синем галстуке и с интонацией, свидетельствовавшей о прекрасном образовании, не помог мне оттереть пятно, уверяя, что ковер в любом случае был слишком скучный и такой «акцент» его только оживил? Что, если бы я не напилась (чтобы расслабиться) и не рассказала Эду о смерти моего брата, когда он спросил меня о семье? Что, если бы этот оригинал, который рассмешил меня и оказался хорошим слушателем, не сделал мне предложение буквально на втором свидании? Что, если бы его эстетский, привилегированный мир, разительно отличавшийся от моего, не показался мне спасением от ужасов прошлого?
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
