Нукер, стоявший поблизости, кивнул и резко поднял в воздух высокое древко с маленьким черным флажком. Мгновенно весь овраг пришел в движение, как ожившая муравьиная куча. Из ветвей поваленного дерева и с краев лесистой расщелины на рязанцев обрушился ливень из стрел, одновременно со склона заскользили желтолицые пехотинцы в легких доспехах, вооруженные саблями и короткими копьями.
Воин, ехавший рядом с Пересветом, внезапно захрипел и упал. Из его горла торчало черное оперение короткой стрелы степняков. Пересвет чертыхнулся, закрываясь щитом, в который сразу же застучал стальной град, и заревел во всю силу легких:
– Засада! Поднять щиты!
Дружинники сгрудились в кучу, не зная, откуда ожидать атаки. Вокруг ржали и падали раненые лошади. Ратмир ревел, отдавая приказы. Вражеские пешие воины навалились на ратников с обеих сторон. Пересвет взмахнул топором, начисто срубив голову одному из нападавших. Рязанцы оборонялись строем, закрываясь от стрел стеной круглых широких щитов, рубили мечами и крушили кистенями, бойцы получали раны, но оставались стоять, поддерживаемые плечами товарищей. Снег на дороге потемнел от крови, по нему, оскальзываясь, ступали в красно-бурых лужах сапоги дружинников и монгольские унты. Пересвет размахивал огромным боевым топором направо и налево, и от каждого удара наземь падал кочевник, разрубленный до середины груди.
Сотник следил за боем с края оврага, не отрывая глаз, его лицо напоминало хищную злую маску со шлема-дулги. Увидев, что урусская дружина берет верх над нападающими, он, не оборачиваясь, вскинул ладонь с оттопыренными двумя пальцами. Нукер у него за спиной безмолвно поднял древко с белым треугольным флажком. Воины внизу, повинуясь приказу, поспешно отступили под прикрытие лучников, оставив на снегу два десятка изрубленных окровавленных тел. В воздухе снова засвистели стрелы.
Евпатий крутился вокруг саней на своей пегой кобылке, не находя себе места. Там, вдалеке, за еле видной стеной щитов и кольчужными спинами ратников, кипела сеча, звенели мечи и звучал боевой клич. Но ему велели охранять Настю, и ослушаться приказа он не мог. Неожиданно девушка привстала в санях, силясь получше разглядеть битву.
– Евпатий, смотри! Нешто наши верх берут?!
В этот момент мимо прозвенела случайная стрела и вонзилась в сани посреди шкур. Настя охнула и, схватившись за шею, осела на дно саней. Евпатий соскочил с лошади и через мгновение был рядом:
– Что там?! Покажи!
Он осторожно отвел ее руку в сторону и, нахмурясь, осмотрел рану. Кровь залила шею и сарафан, но сама рана была не опасна, так, царапина. Евпатий огляделся, силясь найти глазами Ратмира. Опытный рубака орудовал мечом, подбадривая окружающих ратников.
– Навались, други! Руби их с плеча!
Завидев растерянный взгляд юноши, он обернулся и прокричал:
– Евпат! Настю уводи, споро!
Парень, словно проснувшись, качнул головой и принялся усаживать Настеньку на свою лошадь. Девушка хотела что-то сказать на прощание, но он плашмя шлепнул кобылу мечом по узкому крупу и крикнул вслед удалявшейся всаднице:
– В Рязань скачи, за подмогой!
Евпатий проводил ее взглядом, достал второй клинок и, тяжело дыша от волнения, кинулся на помощь старшим дружинникам.
– И ты тут? – насупился Ратмир. – Ножичками баловаться? Езжай за Настеной, пока цел! Тут не ярмарка, чтобы вертушки скоморошьи крутить! Эх ты, Коловрат!
Евпатий надулся от незаслуженной обиды, но в этот момент Пересвет отер забрызганное кровью лицо и плюнул вслед отступающим.
– Ну! Бегёте, псы поганые, сыроядцы? Это вам не из засады стрелы пулять!
Дружинники, что остались в седле, немедля кинулись в погоню. Ратмир, зная подлые повадки степняков, пытался остановить горячных молодых дружинников.
– Стойте, дурни! Это нехристи нас заманивают!
Но было уже поздно. Из кроны поваленного дерева на них полетела сеть с привязанными по краям камнями. Воины и кони падали и беспомощно барахтались в ловушке, пока лучники пронзали их стрелами почти в упор. Часть всадников прорвалась вперед, с гиканьем преследуя врага, но впереди ждала еще одна засада – с тугим звоном натянулись между деревьями доселе спрятанные под снегом канаты, которые удерживало по десятку желтолицых воинов. Пара всадников, оторвавшихся вперед, налетела на препятствие и кубарем свалилась с коней. Остальные остановились, кружа на месте. Раздался оглушительный скрип и за спинами у дружины повалились на дорогу заранее подсеченные деревья, теперь и путь назад тоже оказался закрыт. Всадники крутили головами, а кони вставали на дыбы. Внезапно по обочинам дороги, прямо из сугробов, выросли воины с арбалетами, и ратников с двух сторон накрыл стальной град.
Багатур следил за уничтожением конницы урусов и едва заметно кивал сам себе головой. Наконец он дождался, пока седобородый командир повел за собой остатки отряда на помощь товарищам. Ломая строй, пешие воины двинулись вперед по оврагу. Глупцы. Теперь они все погибнут. На лице знатного монгола заиграла самодовольная улыбка, и он поднял вверх сжатый кулак. В воздух взвился желтый флажок. Из леса, тяжело ступая, двинулась тяжелая ордынская пехота. Латники, в прочной броне, закрывшись обитыми металлом щитами и выставив вперед копья, наступали со всех сторон. Багатур жестом приказал вести его коня. Настало время лично поучаствовать в разгроме.
Ратмир отбросил в сторону утыканный стрелами щит и взял меч покрепче двумя руками. Вокруг продолжали биться дружинники, всего их, считая Евпатия и самого Ратмира, осталось не больше десятка. Пересвет, тяжело дыша, метнул копье в наступавший строй. Один из степняков отлетел назад чуть не на две сажени, но его место сразу же заняли, и щиты опять сомкнулись. С тыла на рязанцев наступал еще один отряд, окружая их полукругом. Пересвет покачал головой и снова взялся за зазубренный топор.
– Со всех сторон обложили, собаки татарские! Силушкой их бери! Вперед!
И дружина пошла в последнюю атаку.
Евпатий и Ратмир, вдвоем, стоя на камнях, отбивались от наседавших монголов, когда за спинами сражавшихся появился богато одетый молодой всадник с изумрудной серьгой в ухе. Он отдал несколько кратких приказов. Степняки ринулись в атаку, разбивая строй ратников и окружая их по одному. Целый десяток воинов облепил Пересвета, пытаясь свалить ревущего великана с ног. Один за другим падали дружинники, но Евпатий продолжал отчаянно махать двумя клинками, прикрывая спину старшего товарища. Уже сквозь кровавую пелену он увидел неспешно подъезжавшего к месту сечи старика в разноцветном шелковом халате. Старца сопровождал отряд отборных телохранителей на косматых коренастых лошадях.
Молодой командир с изумрудной серьгой и бесстрастным хищным лицом, минуя убитых и раненых, которых торопливо добивали монголы, подъехал вплотную к паре выживших бойцов и с интересом всмотрелся Евпатию в лицо. Казалось, он был всего на пару лет старше молодого дружинника. Парень поднял клинки, шатаясь от усталости, и оскалился в ответ. Откуда-то сбоку послышался голос старика:
