И он чуть было не загадал то же, что обычно загадывал: новую песню или, как иногда бывало, – новые приключения.
Но он вдруг передумал и сказал:
– Хочу увидеть Ти-ти-у-у.
И он повернулся три раза кругом, потом пересек поляну и вошел в лес. Ему показалось, в кустах что-то зашуршало, что-то коричневое и пушистое.
– Ти-ти-у-у, – тихо позвал Снусмумрик. – Я вернулся, чтобы поболтать с тобой.
– А, привет, – высунувшись из кустов, сказала Ти-ти-у-у. – Хорошо, что ты пришел. Я покажу тебе, что у меня есть. Моя собственная табличка с именем! Смотри! Когда у меня будет свой дом, я повешу ее над дверью.
Малышка держала кусочек коры, на котором было вырезано ее имя, и важно продолжала:
– Красиво, правда? Всем очень понравилось.
– Замечательно! – воскликнул Снусмумрик. – А у тебя будет свой дом?
– А как же! – просияла малышка. – Я ушла из дома и начала жить, как большая! Это так интересно! Понимаешь, пока у меня не было собственного имени, я просто бегала по лесу и всюду совала свой нос, а все события происходили сами по себе, иногда было очень страшно, иногда нет, все это было не по-настоящему… Ты меня понимаешь?
Снусмумрик попытался что-то сказать, но малышка тут же снова заговорила:
– Теперь я стала личностью, и все, что вокруг происходит, все это что-нибудь да значит. Потому что происходит это не само по себе, а происходит со мной, Ти-ти-у-у. И Ти-ти-у-у может подумать одно, а может подумать другое – понимаешь, что я имею в виду?
– Конечно, понимаю, – сказал Снусмумрик. – Я, пожалуй, все же навещу Муми-тролля. Мне даже кажется, я немного по нему соскучился.
– Что? А-а, Муми-тролля? Да, да, конечно, – сказала Ти-ти-у-у.
– А если хочешь, я мог бы тебе немного поиграть, – продолжал Снусмумрик. – Или что-нибудь рассказать.
Малышка выглянула из кустов и сказала:
– Рассказать? Да, да, конечно. Только попозже. А сейчас у меня дела, ты уж меня извини…
Коричневый хвостик скрылся в кустах, но через несколько секунд Снусмумрик увидел малышкины ушки и услыхал веселый голосок:
– Пока, привет Муми-троллю! А я тороплюсь, я потеряла столько времени!
И в тот же миг она исчезла.
Снусмумрик почесал в затылке.
– Вот оно что, – протянул он. – Так, т-а-а-к.
Он улегся на мох, он лежал и смотрел в весеннее небо, ясно-синее прямо над ним и цвета морской волны над верхушками деревьев. И он услышал свою мелодию, зазвучавшую у него где-то под шляпой, мелодию, в которой было и томление, и весенняя грусть, и, самое главное, безудержное веселье, радость странствий и одиночества.
Ужасная история
Старший малыш Хомса осторожно пробирался вдоль забора. Иногда он останавливался и следил за неприятелем, глядя в щели между рейками, потом двигался дальше. Его братишка старался не отставать.
Добравшись до огорода, Хомса улегся на живот и заполз в заросли салата. Это была единственная возможность уцелеть. Неприятель повсюду засылал своих разведчиков, и часть из них кружила в воздухе.
– Я испачкаюсь и стану весь черный, – сказал его братик.
– Молчи, если тебе дорога жизнь, – прошептал Хомса. – Каким ты хочешь стать, ползая по болоту? Синим, что ли?
– Это не болото, а огород, – возразил братик.
– Ты так скоро станешь взрослым, если будешь продолжать в том же духе, – сказал Хомса. – Станешь как папа с мамой, и так тебе и надо. Ты будешь видеть и слышать как они, а значит, ничего не увидишь и не услышишь.
– Да ну?! – сказал братик и принялся есть землю.
– Отравлено, – кратко предупредил Хомса. – Здесь все отравлено. Ну вот, нас увидели. И все из-за тебя.
Два разведчика, со свистом рассекая воздух, неслись на них со стороны гороховой грядки, но Хомса быстро с ними расправился. Задыхаясь от напряжения и пережитого волнения, Хомса забрался в канаву и затаился, сидя тихо, как лягушка. Он прислушался. Остальные разведчики, прячась в высокой траве, приближались медленно и бесшумно.
– Я хочу домой, ты слышишь? – сказал братец, стоявший на краю канавы.
– Ты, скорее всего, никогда больше не попадешь домой, – мрачно проговорил Хомса. – Твои косточки побелеют в степной траве, а папа с мамой будут плакать, пока не захлебнутся в слезах, и от всех от вас ничегошеньки не останется, и только вой гиен будет разноситься по окрестностям.
Братик открыл рот, приготовился и заревел.
Хомса по реву понял, что братишка заладил надолго. Поэтому он оставил его в покое и отправился обследовать канаву. Он совершенно потерял ориентировку и не знал, где расположился неприятель, не знал даже, как он в данный момент выглядит.
Он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы, он от всей души желал, чтобы их вообще не было, этих младших братьев. Пусть появляются на свет большими или совсем не появляются. Они ничего не понимают в войне. Их надо держать в ящике, пока они не поумнеют.
Дорогу Хомсе преградила вода, и ему пришлось подняться на ноги и идти вброд. Канава была широкая и необычайно длинная. Хомса решил открыть Южный полюс и шел все дальше и дальше; путь становился все труднее и труднее, потому что запасы продовольствия подошли к концу, да к тому же его еще укусил белый медведь.
Наконец канава кончилась, и Хомса достиг Южного полюса.
Вокруг него простирались торфяные болота, серые и темно-зеленые, кое-где залитые черной блестящей водой. Повсюду пробивался белый как снег пушок, приятно пахло тиной и гнилью.
– На торфяные болота ходить запрещается, – вслух подумал Хомса. – Запрещается маленьким хомсам, а большие туда не ходят. Но никто, кроме меня, не знает, почему здесь так опасно. По ночам здесь появляется страшная карета с огромными тяжелыми колесами. Все слышат, как она грохочет где-то вдали, эта страшная карета, но никто не знает, кто ею правит…
– Нет, нет! – завопил Хомса, холодея от ужаса.
