— А так ли считали авторы первых апостольских жизнеописаний?.. — шепнул отец Ампелий Григорию. — Их обвиняли во многих ересях, в том числе в оригенизме и манихействе, подозревали в связях с апотактиками, апостоликами, энкратитами и прочими последователями Татиана и Маркиона. То же, наверное, можно сказать и о «Деяниях Андрея»…
— …и вот, братья и сестры, Господь отправил в мир Своих апостолов — «последних посланников», «приговорённых к смерти», или — в славянском тексте Первого послания к коринфянам тут стоит прекрасное слово — «насмертников», которые «безумны Христа ради», «немощны» и пребывают «в бесчестии», «терпят голод и жажду, и наготы и побои, и скитаются, и трудятся, работая своими руками». А кто же мы с вами, по словам апостола Павла? Мы те, кто вместе с ангелами уже смотрит на мучения апостолов как на занимательное театральное представление, мы «уже мудры во Христе», «крепки» и пребываем «в славе». Насколько здесь ироничен апостол Павел и насколько серьёзен? Поверивший в Иисуса как Сына Божия действительно был безумен в глазах тогдашних эллинов-язычников и эллинов-философов, гностиков, мудрецов, не смевших и помыслить о том, что Бог, Творец вселенной, может воплотиться в смертное человеческое тело, заключить Себя в эту зловонную темницу. Поверивший же в Иисуса иудей, поверивший в него как в Мессию — по-гречески Христа, Помазанника, Царя-избавителя, — мог лишь опозориться, прослыть кощунником и скандалистом. Именно поэтому Павел от лица всех апостолов признаётся: «Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне».
Отец Андрей откашлялся и, удостоверившись, что все, даже афонский гость, его внимательно слушают, продолжил:
— А теперь представьте себе первого из тех, кто решился стать всеми попираемым прахом, — апостола Андрея, который хоть и носил греческое имя, но был, конечно, правоверным иудеем, как и его брат Симон (по-еврейски — Шимон, очень распространённое и тогда, и сейчас имя). Их отца звали Иона, хотя в некоторых древних рукописях Евангелия от Иоанна приводится иной вариант его имени — Иоанн. Но это не важно. И Андрей, и Симон, наречённый потом Петром, происходили из города Вифсаиды, что на берегу Геннисаретского озера. К тому моменту, когда Андрей появляется на страницах Священной истории, он жил неподалёку от родного городка — в Капернауме, в доме брата, с которым они вместе занимались рыбной ловлей. Симон-Пётр был женат, а Андрей сохранял безбрачие, будучи учеником Иоанна Предтечи, который, видя приближение Царства Небесного, призывал к покаянию и отречению от мира. Согласно Евангелиям от Матфея и Марка, проходя близ моря Галилейского (так ещё называли тогда Геннисаретское, или Тивериадское, озеро), Спаситель увидел двух братьев — Симона и Андрея, закидывающих сети, ибо они были рыболовы, и сказал им: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Затем Христос призвал в апостолы двух других братьев-рыбаков — Иакова и Иоанна, сынов Зеведея, чинивших в лодке свои сети. Евангелие от Иоанна, которое только что было прочитано по-славянски, повествует об этом событии несколько иначе и с большими подробностями, и тут важно понять, что никакого противоречия между Матфеем и Марком, с одной стороны, и Иоанном, с другой, — нет, потому что… поскольку…
Тут отец Андрей запнулся, даже ненадолго зажмурился, но, погладив бороду, вернулся к проповеди:
— О том, что противоречия никакого нет, писали многие Отцы Церкви, толковавшие Священное Писание. Апостол Андрей действительно дважды приходил к Спасителю, но кто был первый его спутник, мы не знаем, ибо он не назван в Евангелии от Иоанна по имени. Поэтому именно Андрей считается Первозванным, а не кто-то другой…
Отец Ампелий снисходительно улыбнулся и сказал Григорию:
— А ведь как хорошо начинал. Вещал гладко, правильно. Даже обнаружил некоторое знакомство с житийной традицией. Пока не дошёл до двух призваний апостола Андрея, описанных у Иоанна.
— …Нет, братья и сестры! Не Пётр, который и старше Андрея был, и считается первоверховным апостолом, оказался первым. Именно Андрей привёл его к Иисусу, словно уловив его сетью, когда сказал: «Мы нашли Мессию!»
— Выкручивается, да не в ту сторону, — комментировал уже почти в полный голос отец Ампелий.
Но проповедь звучала всё твёрже и увереннее, поскольку отец Андрей, поборов наконец смущение, включил на аналое загодя положенный туда планшетник и время от времени заглядывал в него:
— В своей «Похвале» святому апостолу Андрею Первозванному святитель Иоанн Златоуст воссоздаёт его слова, обращённые к брату: «Мы нашли Мессию! Мы нашли сие сокровище! Избегай, Пётр, нищеты обрезания, поскольку не от него спасение. Освободись от разодранных рубищ Закона, свергни с себя его иго. Забудь свою родную Вифсаиду, оставь сеть как орудие нищеты, лодку как обиталище во время наводнения, рыбную ловлю как ремесло, зависящее от морских волн, оставь рыб как товар для чревоугодия, народ иудейский оставь — как превозношение пред Богом, а Каиафу — как отца лукавого сборища. Мы нашли Мессию, Которого предвозвестили пророки, Которого Закон провозгласил нам своим учением, как некой трубою. Мы нашли Мессию, Которого из древности предызобразили знамения, Которого Михей видел на Престоле Славы, Которого Исаия зрел на серафимах, Которого Иезекииль видел на херувимах, Которого Даниил зрел на облаках, Которого Навуходоносор видел в огненной печи, Которого Авраам принял в шатёр, Которого Иаков не отпустил, прежде чем не получил от Него благословения, и Которого сзади увидел Моисей из расселины скалы, — вот Кого мы нашли, безначально рождённого и явившегося в наши дни!»
Отец Ампелий снова не сдержался:
— Только это не Иоанн Златоуст, конечно. В Четьих Минеях Димитрия Ростовского, откуда ваш проповедник позаимствовал сию тираду, — ошибка. А вот ещё в макарьевских Минеях автором совершенно верно значится святитель Прокл, патриарх Константинопольский. Почему же вы до сих пор целиком не издали вашего Макария?
Фоменко пожал плечами. Чего только ещё не издано! Рукописные хранилища, доступные практически одним только «посвящённым», обладателям бумаг с гербовой печатью, способным бегло читать славянские и греческие манускрипты пятисот-, а то и тысячелетней давности, — хранилища эти ещё таят не только не изданные, но и не прочитанные, а то и вовсе не известные тексты, особенно если дошли они в поздних списках, коих сохранилось неизмеримо больше, чем древних. Остаётся либо искать самому, на что, возможно, уйдут годы или десятилетия, либо уповать на то, что редкостный коллега-археограф, просмотревший и описавший тысячи рукописей, вдруг укажет тебе заветный шифр, по которому можно будет заказать нужный тебе кодекс или его фрагмент, оказавшийся совсем в другом месте, переплетённый с совершенно другой книгой, — самому никогда не найти того, что ищешь, в таком хитром конволюте, а кудесник-рукописник, стоит ему только задуматься, добродушно прищурившись, через пол минуты направит тебя по верному пути.
3. МАТЬ ВСЕХ ЕРЕСЕЙ
По окончании литургии Фоменко повёл отца Ампелия, настаивавшего на продолжении вчерашней экскурсии, по внутренней лестнице, выложенной прямо в белокаменной стене, между боковым приделом, где служили зимой, и основным, летним, столпом храма. Путь предстоял нелёгкий: лестница сначала круто загибалась винтом, а затем вдоль северного фасада высокими ступенями убегала вверх, к восточному основанию шатра, где оканчивалась небольшой дверцей, из которой открывался вид на заливные луга, пойму Москвы-реки и находящийся на том берегу городок с панельными многоэтажками и небольшой шатровой церковью, построенной окольничим Иваном Михайловичем Милославским, племянником самого царёва тестя. Так два шатра, большой и малый, один возведённый при Иване Грозном, другой — при Фёдоре Алексеевиче, перекликались с разных берегов реки.
