В 1646 г. мезенец И. Игнатьев с компанией пытался пройти в Анадырь; ему не удалось проникнуть далеко, и он вернулся назад (с Чаунской губы). Однако он привез ценную моржовую кость и указания на ее нахождение дальше, у Анадыря. Уже в следующем, 1647 г., в июне, Ф. Алексеев[7], приказчик московского гостя [купца] А. Усова, снаряжает экспедицию в Нижнеколымск, и к ней в качестве правительственного надсмотрщика был откомандирован «служилый человек» С. Дежнёв.
Экспедиция была неудачна, вернулась назад, и в следующем, 1648 г. она отправилась вновь, причем материально в ней участвовал не только гость Усов, но и Дежнёв. Они вышли в июне 1648 г., на 6 кочах. Кочи, обычный в то время сибирский тип морских судов, вероятно, перешли сюда из Беломорского побережья.
Это были нередко плохо построенные плоскодонные, с одной палубой, суда (они достигали 12 сажен длины). Они все были построены из дерева; даже гвозди были деревянные. Ближе знавший их — в середине XVIII в. — академик Фишер пишет о них: «Европеец едва отважился бы идти на таких худых судах по морю, с которого никогда лед не сходит. Между тем архангелогородцы в прежние времена не знали ни о каких других морских судах и ходили на них в Мезень, в Пустозеро, да и на Новую Землю».
На них шли русские по Студеному морю — Ледовитому океану, идя вдоль берегов. На них и Дежнёв впервые действительно обошел в середине сентября Азию и вышел из Ледовитого в Тихий океан. Но какой ценой! Из кочей ни один не сохранился. «Прошед Анадырское устье, судом Божиим те наши все кочи море разбило», — говорит Дежнёв в 1662 г.
Из 90 человек команды в живых осталось всего 12! «А я, холоп твой, — пишет Дежнёв в челобитной царю Алексею, — на Анадыр-реку доволокся всего двенадцатью человеки, и с теми остальными своими товарищи, не хотя голодною смертью померети, ходил я, холоп твой, в поход к Канаульским и к Ходынским не к ясачным мужикам».
Сам Дежнёв сознавал, что прошел случайно. В 1653 г. из Анадырского острога он не решился отправить государеву казну (моржовую кость и меха) морским путем, так как судно не было хорошо снаряжено, а «иноземцы говорят: не по вся-де годы льды от берегов относит в море…».
Дальнейшая судьба Дежнёва малоизвестна. В Анадырском остроге он являлся начальником до 1659 г., собирая моржовую кость, меха, ведя мелкую борьбу с туземцами. Позже он бывал в Якутске и в Москве и в вознаграждение за свои заслуги в 1665 г. был сделан якутским казачьим атаманом.
Наши сведения о нем прерываются на 1672 г., и его дальнейшая судьба неизвестна. В той же челобитной 1662 г., о которой я говорил раньше, он так характеризует свою сибирскую службу: «А холоп твой, пошед из Енисейского острогу, служил тебе, великому государю, всякие твои государевы службы и твой государев ясак сбирал на великой реке Лене и по иным дальним сторонним рекам в новых местах — на Яне, и на Осмоконе, и на Индигирке, и на Алазейке, и на Колыме, и на Анадыри — реках — без твоего государева денежного хлебного жалования, своими подъемы.
И будучи же на тех твоих государевых службах, в те многие годы всякую нужу и бедность терпел, сосновую и лиственную кору ел и всякую скверну принимал — двадцать один год».
Дежнёв умер, не сознавая выпавшего ему на долю исторического дела. Прошло больше двух столетий — 230 лет — после него, прежде чем Норденшельду на «Веге» в 1878–1879 гг. удалось счастливо пройти не только его путем, но сделать его как часть еще более трудного пути, из Атлантического океана в Тихий. Другие попытки были неудачны.
По-видимому, в XVIII столетии одному энергичному русскому купцу Шалаурову из Иркутска удалось с устьев Лены пройти счастливо Берингов пролив, но он погиб на зимовке у мыса Шелагского, где позже были найдены его останки. Шалауров пытался пройти с устья Лены Камчатку в 1761–1763 гг.; он потерпел неудачу среди тяжелых лишений, в борьбе с суровой природой.
Потеряв все средства в этой экспедиции, он уехал в Москву и, набрав нужные деньги, в 1766 г. вновь отправился в путешествие, из которого ему не было суждено вернуться. С другой стороны, еще в 1820-х гг., до Норденшельда, Шишмарев из Берингова пролива прошел до мыса Сердце-Камень у входа в Ледовитый океан. Путь Дежнёва был забыт и не дал прямых данных для решения вопроса о соединении Азии с Америкой, который был чужд русским людям или русской государственной власти XVII столетия.
А когда позже, через 50–60 лет, при Петре, он был поставлен на разрешение — время резко изменилось. Русским людям пришлось решать его в другой обстановке. Для этого не нужно было повторять путь Дежнёва.
Уже в 1719 г. Петр Великий, послав геодезистов Евреинова и Лужина на Камчатку и на отыскивание лежащих в море островов, поставил им на решение вопрос: «Сошлась ли Азия с Америкой?» Может быть, одновременно или раньше сделана была им попытка пройти морем в Сибирь из Архангельска[8].
Но мысль Петра к этим вопросам направлялась гораздо раньше. Мы уже видели, что этот вопрос стоял на первом месте среди географических вопросов, побуждавших многих современников ждать его разрешения от новой России.
Его ставил уже в 1697 г. Лейбниц в одной из записок, составленных им для приближенных Петра, должно быть Лефорта[9], его же касался он в 1711 г. в переписке с Брюсом, несомненно обсуждал его с Петром Великим при свидании в Пирмонте в 1716 г. Сохранилось известие, что в 1717 г. побуждали Петра к научному разрешению этого вопроса его голландские друзья.
Однако Петр действовал здесь отнюдь не из-за одних научных соображений — это не было в его характере.
Его побуждали к этому вопросы государственной пользы и выгоды. Он должен был знать, что находится за пределами его царства и нет ли на Дальнем Востоке удобного морского пути в те страны, которые давно привлекали к себе внимание всех энергичных морских народов.
Прежде всего, Петру надо было точно и ясно выяснить положение своего государства в мировой сфере возможностей. То, что ясно нам теперь, тогда было неизвестно.
Экспедиция Евреинова и Лужина явилась продолжением аналогичных попыток, сделанных раньше. Еще в 1710 г. шли приказания в Охотск — исследовать морским путем прилежащие острова, и из Охотска казак Соколов достиг морем Камчатки. Сохранились известия об отдельных более или менее удачных поездках И. П. Козыревского, пленных шведов — Г. Буша, А. Молина, дворянина Сорокоумова. Герье указывает Вагина и Пермякова, достигших какого-то острова (1711), казака Крупышева, который был заброшен в Америку до Гвоздева.
