Отличия, в которых выражает себя новая экономика, — ее ответ на фундаментальные перемены в экономике традиционной (и, конечно, в технике). Меняется временная структура человеческой жизни, состав и баланс типов деятельности. Во-первых, сокращается время труда, необходимого для удовлетворения базовых потребностей человека, и соответственно в принципе могло бы увеличиться время досуга. (По ряду причин это происходит не всегда, например, люди предпочитают работать интенсивней, чтобы продвинуться по социальной лестнице.) Это изменение произошло в разы, а не на проценты. Во-вторых, меняется качество времени, отводимого на труд, — оно может улучшаться, а может и нет. Из обременения труд может превращаться в личностное самоутверждение, в одухотворенное творчество. Впрочем, он может оставаться монотонным и нудным, и тогда человек труда деградирует. Само по себе высвобождение от тягот труда не ведет автоматически к осчастливливанию народов. А если улучшения объективно и имеют место, не факт, что они так воспринимаются. Наконец, в-третьих, меняется качество досуга — оно тоже не обязательно растет с высвобождением от занятости, например индустриализация и унификация отдыха снижают его ценность и привлекательность. При этом по всем трем пунктам можно отметить нечто общее — это курс на повышение качества личностного времени человека. Качественное личностное время — это время, которое сами люди расценивают как хорошо проведенное. Предпосылкой такого времени служит свобода индивида выбирать и функционировать во всей полноте своих способностей. Миссия новой экономики — приближать человечество к этому идеалу.
Коль скоро речь зашла о качественном времени — а это центральное понятие книги, стоит коснуться представлений о прогрессе. Это понятие столько раз разочаровывало, обросло коннотациями войн и общечеловеческих трагедий, что на нем совсем было поставили крест. Тем не менее прогресс никуда не девался, а шел своим чередом, только все больше ставится под сомнение, во благо ли он? Думаю, прогресс можно реабилитировать, если понимать под ним приращение качественного времени у людей. Об этом речь пойдет во второй части книги.
И вот сколь непростая и в чем-то щекотливая ситуация складывается для экономистов. Экономические реалии насквозь пропитаны символическим, а они продолжают оперировать материальной, «земной», бухгалтерией, не сильно обращая внимания на семиосферу, на перемены в мотивации людей, в структуре ценностей. А ведь тут возникают столь мощные течения, что они, того и гляди, снесут привычные представления об обществе (и как бы не само общество). Культура влияет на экономику, а сама тем временем попадает во все большее подчинение экономическим законам. Казалось бы, языки, символы, знаки, рождаются и живут по правилам, имеющим мало общего с материальной экономикой. Некогда так и было. Но на наших глазах они проделывают тот же путь, что воздух или вода, которых стало недоставать, и они перешли из категории свободных благ в блага экономические, дефицитные.
Что же в этой тонкой бестелесной материи стало ресурсом? С одной стороны, сами знаки, слова, языковые и прочие символические конструкции. Все труднее дать заглавие чему-либо, например сайту, не столкнувшись с тем, что приглянувшееся буквосочетание уже кто-то застолбил. Слова-имена стали товаром в самом что ни на есть прямом смысле слова. Их приходится покупать за деньги у киберсквоттеров. Казалось бы, незначительный симптом. Но вот свидетельство куда серьезней: поисковая система Google резко взлетела в тот момент, когда нашли способ продавать — кто бы мог подумать — слова!!! (Фирма платит за словосочетание или слово, получая тем самым возможность рекламироваться через поисковую систему: в ответ на пользовательские запросы с данными словами ее информация попадает на страницы поисковой выдачи.)
Куда явственней, чем концентрация знаков, дает о себе знать другая проблема — ограничение человеческих ресурсов: досуга, внимания, памяти, эмоций, вкуса… Индустрии медиа и развлечений наращивают предложение и наталкиваются на дефицит ушей и глаз. Рынки рекламы калькулируют денежный эквивалент внимания: сколько стоит единица времени той или иной социальной страты, в то или иное время суток, на том или ином рекламоносителе и т. д. Производство символического всегда было экономическим процессом (хотя и особым), теперь им стало и потребление символического. Не только люди и фирмы, но и государства конкурируют за культурные ареалы. Взять хотя бы борьбу за то, на каком языке оцифровывать содержимое национальных библиотек! (Google ориентирован на английский, а Франция ратует за свой язык.)
И еще одна проблема, с которой, возможно, стоило бы начать, поскольку она бросает самый серьезный вызов всей экономике — как теории, так и практике. Традиционно она имеет дело с редкостями: распределяет дефицитные ресурсы в соответствии с выбранными целями. Когда речь идет о материальном производстве, ситуация с редкостью понятна. Но новая-то экономика в значительной степени имеет дело с нематериальными продуктами, а благодаря цифровым технологиям издержки их тиражирования сведены практически к нулю. В таких условиях трудно найти опору в редкости. Какая же это редкость — электронный файл?! Из-за этого у классической экономики уходит почва из-под ног. На самом деле редкость не исчезла, она перешла из фазы производства в фазу потребления и в конечном счете оказалась завязана на рецептивные возможности человека. Соответственно, чтобы всерьез заняться новой экономикой, экономической науке не обойтись без создания счетной системы антропологических ресурсов. В книге описана институциональная новация, способствующая решению этой задачи.
1.2. Потребление как язык, или Зачем обществу разнообразие?
Новая экономика — это экономика клубов, назначение которых — удовлетворять потребности человека в качественных коммуникациях. Такое понимание современности легло в основу всех идей и соображений, высказанных в книге. Качество жизни конкретного человека зависит от того, что за люди его окружают, а также от характера взаимодействия с ними. Хорошо быть вхожим в круги, в которых ты: а) приобретаешь нужные связи, б) оказываешься на хорошем счету, в) находишь темы для общения и подходящее поле деятельности. С этим и работает новая экономика — с обустройством и содержательным наполнением клубов, сообществ, коммуникативных кругов. Клуб — ключевая форма существования общества потребления, его цель и его средство. Вся система знаков, текстов, сигналов — это, с одной стороны, пропускная система в клубы, в которых желательны свои и нежеланны чужие, с другой — это информационное меню, которое там потребляется.
Качество клуба связано с его численностью и сбалансированностью состава. Клуб не должен ни переполняться, ни пустовать. Существует некий оптимум, который каким-то образом складывается и поддерживается. Так вот, информационная экономика со всеми ее индустриями работает аккурат на производство знаков и текстов, позволяющих правильно формировать клубы. Дресс-код и фейсконтроль при входе на вечеринки — это простой и действенный способ регулировать состав. Нечто подобное в более или менее изощренной и завуалированной форме применяется во всех клубах. Кто не потратился на условные знаки, не владеет паролями (это может быть и знание определенных текстов и кодовых слов), — не вхож в клуб. Потребность в визуальных сигналах, которые считываются буквально на лету и тем самым помогают стратифицировать общество, движет индустриями моды. Ту же функцию выполняют аксессуары, сотовые телефоны, всевозможные гаджеты, автомобили и прочее имущество. Эти ряды, весьма красноречивые, очерчивают статусное положение и сложившийся стиль потребления: как одет, где учатся дети, на какой машине ездишь, в каком доме живешь, на скольких языках говоришь и тому подобное. Все компоненты из этого набора сбалансированы между собой по ценовым категориям и более тонко — по вкусу. Изменись что-то одно в этой цепочке, например, поднимись на ступень вверх, и все прочие звенья потянутся вслед. В противном случае о человеке не сложится выигрышное впечатление. Поэтому, пересев в автомобиль классом выше, будь добр сменить гардероб. Казалось бы, что за блажь — что за дело серьезному человеку до поверхностного впечатления о нем? Будь он барышней на выданье, тогда понятно, а так — плевать он хотел на тех, кто судит по одежке! Все, кому нужно, мимо не пройдут! Не станем углубляться в анализ данного заблуждения. Ограничимся констатацией того, что стратегия «протертых коленок», по сути, представляет собой подвариант все того же показного потребления, но с обратным знаком. И он в какой-то мере оправдан в отношении малюсенькой группы людей (например, чудаковатых профессоров), но, как на зло, они-то ее за всех и озвучивают.
