Он хмыкнул, и это означало — только после пачки снотворного. У Перри было личное отношение к сну.
Дотопала я на автопилоте. Быстро расправилась с замками и вошла в прохладу квартиры, на ходу бросая сумку на кресло и включая автоответчик. В этот момент рука дрогнула, словно получив маленький электрический разряд.
«Кьяра!!!»
«Привет, это Кира Кастл, которой нет, но она вас внимательно слушает».
Автоответчик стал похож на бомбу с часовым механизмом, только тронь блестящую черную клавишу — и раздастся взрыв, который уничтожит комнату, дом, район, город… Хотя это, конечно, зависит от силы взрыва. Возможно, разрушения коснутся только ЭТОЙ комнаты, ЭТОЙ жизни. ЭТОЙ руки, пальцы которой только что мягко нажали кнопку.
«Кьяра, это я, — раздался голос Лиз Уоррен. Как обычно, сдержанный, ну разве что немного больше. Будто все-таки она прилагала усилия, чтобы сдерживаться. — Перезвони».
Я схватила трубку и набрала номер.
— Что случилось, Лиз? Что с Эвой?
У самого уха повисла пауза, душная и тяжелая, почти осязаемая.
— Ты уже знаешь? Откуда?
Откуда ты знаешь, Кьяра? Ты первая, кому я звоню!
— Вези ее в клинику, Лиз, не теряй время, — ответила я, пропуская мимо уха вопросы, требующие слишком уж развернутых ответов.
— Я не могу, Кьяра. — Спокойствие Лиз медленно, но верно давало течь, капля за каплей, как кровь, покидающая тело Эвы. — Все узнают, а ей только девять лет. Ей еще жить. Ты же знаешь, я не могу.
Я глубоко вдохнула, собралась.
— Вези. Мы сохраним все в тайне, если что, но может, еще не поздно. Быстро, Лиз. Я звоню Перри.
Лиз Уоррен положила трубку, не прощаясь, и я по-быстрому перезвонила Перри, не давая себе времени обдумать наш странный диалог. Как давно такого не было. Последний раз у меня было видение в прошлом году, и я не то чтобы знала, но догадывалась, что (кто?) его вызвало.
В любом случае, Имоджен, кажется, не ошиблась.
* * *
ДЖОШ
Когда Перри скинул мне сообщение, я уже заранее прекрасно знал, что к чему. И видения тут были абсолютно ни при чем, самая банальная интуиция. Все естество мое, конечно, взбунтовалось по поводу требования вытащить свою задницу из постели и закинуть на работу, но тон SMS-ки не оставлял вариантов.
Доктор Мастертон, у вас наверняка никогда не было похмельного синдрома. А если был… тогда вы просто зверь.
Я выкатил из-под кровати банку теплого пива. Это было слишком мерзко, чтобы обдумывать так рано утром, поэтому нужно было сделать быстро. Потому я твердой рукой вскрыл жестянку, которая тут же обдала меня струей омерзительной как по вкусу, так и по запаху, но все-таки пришлось проглотить все до капли. Ненавистная жестянка улетела в угол, где собралась уже немаленькая усыпальница. В комнате был бардак, один из видов Всеохватывающего, Великого и Ужасного Бардака, кропотливо создаваемого парнем двадцати лет большую часть жизни. В конце концов, он становился настолько индивидуальным и неповторимым, что уборка уже казалась кощунством не меньшим, чем сожжение Лувра.
Моя новая прическа дает привилегию не расчесываться, шмотки тоже нашлись на удивление быстро, но впереди было самое страшное — холодный душ. Он был жесток и непреклонен, как Кира и Перри за день до зарплаты, но убийственно эффективен с похмелья.
— Убейте меня, — простонал я, — plea-a-a-zzzzz! — но убить было некому, так что я остался жить.
В лечебнице было тихо, поскольку Эва Уоррен была на данный момент чуть ли не единственной пациенткой. Двое других лечились амбулаторно, и это совсем не было опасно, несмотря на то что одна из пациентов даже после курса Anti-W внутривенно жаловалась, что ей хочется выть на луну. Я едва сдерживался, чтобы не сказать ей, что она просто дура, и если превратится в волка, то исключительно силой своего внушения. Со вторым, укушенным вампиршей, проблем не было — ему просто промыли рану, пару раз укололи антибиотик и сделали внушение по поводу шатания ночью по сомнительным клубам и знакомства с сомнительными девушками. Вот все бы так.
Кира с Перри уже были на месте. На мой хайр никто не обратил внимания, видимо, было не до того. Мимо воли я вспомнил, как мы впервые встретились. Кира видела меня всего один раз до того — мне было шесть, а ей — одиннадцать, и с тех пор я нехило изменился. Мама сказала: будь собой, как в рекламе «Спрайта», ну и ладно, буду. Все равно рубашку я сжег утюгом, а потом сжег и утюг, так что от костюма тоже пришлось отказаться. По концовке из зеркала на меня смотрел потасканный нью-орлеанский джанки. Когда я переступил порог больницы, на мне была рубашка дикого оранжевого цвета с пальмами, драные джинсы, миллион косичек до плеч и ужас в глазах, плохо прикрытый вызовом обществу.
Она выглядела здорово: костюмчик под халатом, темно-пепельные волосы до плеч («адвокатское» каре), осанка балерины — просто мисс Кадровое Агентство. Доктор Кастл. Кира запомнилась мне маленькой занудой со вздернутым носом и жидкими хвостиками, которая не отходила от моей матери. Они шушукались, как две подружки, хихикали, мазались помадами, и меня это бесило. А теперь, смотри-ка — доктор Кастл. Я не боялся, что она попрет меня в таком прикиде, но выносить снобизм не научился с раннего детства. Да, я сын шлюхи (в прошлом), стриптизерши (в прошлом), хозяйки агентства порномоделей (в настоящем), но лучшей матери, чем Вилли, нечего и желать, я никогда не устану гордиться ею. И она должна гордиться мной. Пусть Кира и вся ее чистенькая компания слишком хорошо воспитаны, чтобы показывать свое презрение, я все равно буду знать, что работаю здесь только потому, что мама попросила. Мне очень нужна эта работа, да. Но не настолько.
Так вот: от доктора Кастл я ожидал чего угодно: здравствуй, Джошуа, как дела? как мама? рада тебя видеть, надеюсь, мы поладим. А она сказала:
— Джош, что это за хрень у тебя на голове?
Доктор Перри Мастертон (для меня тогда пока еще Большой Строгий Парень с благородной ранней проседью и фигурой реслера), стоящий рядом с ней, не выдержал и захохотал так, что уронил планшетку.
Кажется, в тот момент я понял, что полюблю их навсегда.
…В палате находились еще трое — женщина, похожая на Хиллари Клинтон в ее худшее время, и девочка, Эва. Ей сделали перевязку, и на первый взгляд все выглядело не так страшно — на сломанную руку наложен гипс, правые предплечье и лодыжка аккуратно перебинтованы.
В кресле, съежившись и обняв себя руками, сидел Адам Уоррен. На два пальца правой руки был наложен гипс, глаз и полщеки цвело фиолетовым.
— Она в коме? — спросил я шепотом.
Женщина (Лиз Уоррен?) бросила на меня настороженный взгляд, но Кира успокаивающе пожала ее руку.
— В шоке. Я дал ей обезболивающее, пусть поспит. — Перри вгляделся в мирное лицо Эвы, всю мирность которого портили черные круги вокруг глаз и царапины на подбородке. — Пойдемте в мой кабинет.
