Ярослав уронил смятое письмо на пол, уткнулся в пахнущую хлоркой наволочку и попытался успокоиться, но ничего не получалось — себя было очень жалко. Бабушке он не нужен… А значит, не нужен никому…
Ресницы всё-таки намокли, и Ярослав вытер глаза ладонями. Только не реветь! Что угодно, но не реветь! Не маленький. И потом, он уже два месяца здесь. И так понятно, что раз бабушка не забрала его сразу, значит, не заберёт совсем. Она старая, пенсия у неё маленькая, школы в деревне нет вообще… Ярослав перебирал в уме все бабушкины доводы и не верил ни одному… Не такая уж и старая… Он ничего у неё просить не стал бы… Доучиться можно и в интернате… В таком, чтобы на выходные и каникулы ехать домой. В таком, чтобы все знали — у тебя есть родные… Баба Валя думала иначе. Если вообще думала о нём. Ярослав сжал кулаки. Ведь это и она виновата! К ней они ехали тем декабрьским утром! Потому что ей скучно было встречать Новый год одной! Ей было одиноко и они поехали, а теперь, когда одиноко ему, у неё тысяча отговорок! Он всё-таки всхлипнул и тут же затих — в коридоре послышался шумный разговор. Пацаны возвращались. Ярослав лёг лицом к стене.
Первым он услышал голос Дениса:
— О, вторая жертва Серёжи… Щас он нашему отличнику руки вывернет. За, это самое, за покрывало в ржавчине…
— Не, его он станет за уши поднимать, — возразил Лёха Арнольд, — руки у него и так того…
Денис остановился возле Ярослава, чем-то пошуршал и противно засмеялся:
— А, его опять бабка не хочет!
Ярослав вспомнил, что бросил письмо и понял, что сейчас оно у Дениса, но промолчал.
— Дрыхнет, — предположил Лёха. — Значит, точно нарвётся. Этот новый такое уродище… Я такого в приёмнике видел, когда на юг убегал. Тоже Серёгой звали. Он нас полотенцем скрученным бил. Больно, а синяков ни фига не остаётся.
— Снежинского, это самое, бить нельзя, — возразил Денис, — он сразу сдохнет.
Пацаны в два голоса заржали. Ярославу стало страшновато, но он продолжал притворяться спящим. Хоть не привяжутся.
— Зато этот урод, как его, Серёга, Захаровой понравился, — продолжил Денис, — и она с девками поспорила, что с ним трахнется…
— Во дура, — Арнольд присвистнул.
— Дура, — согласился Денис. — Только у неё получится. Она, это самое, как его, кого хочешь заведёт. Она при мне в воспитательскую попёрлась и дверь за собой закрыла.
Денис захихикал, и Ярославу стало совсем плохо, он даже о бабушке забыл, ведь Вика Захарова ему очень нравилась. Ничего там, конечно, не будет. Тем более в первый же день. “Es wird nichts sein”, — подумал он по-немецки. Или будет? Может, этот новый не такой идиот, чтобы отказаться от Вики. Может, он не только руки крутить умеет. Ярослав вспомнил движение, каким воспитатель заломил руку Арнольду, и поморщился. Какой-то прапор отставной, а не педагог… Весёлая ожидается жизнь. Раньше Ярослав думал, что все взрослые хорошие, ну, во всяком случае, большинство, а оказывается… Ярослав отвлёкся от своих мыслей, потому что Денис принялся фантазировать на тему, что там сейчас в воспитательской может происходить. Арнольд тупо ржал и вставлял свои замечания. Ярослав не выдержал, вытащил из-под головы подушку и накрылся ею сверху.
— Опа! — сказал Денис. — Снежинский проснулся! А он, поди, не хочет, чтобы Вику кто-то, он хочет сам!
— Пошёл ты! — пробурчал Ярослав.
— А она ему не даст, — важно продолжил Денис, — потому что он зелёный.
— Слышь, отличник, а у тебя хоть того, стоит после аварии? — поинтересовался Арнольд.
Ярослав резко вскочил и выбежал из комнаты.
— Побежал проверить, — понёсся ему вслед голос Арнольда.
В коридоре Ярослав огляделся и пошёл в сторону воспитательской. Он не мог объяснить, зачем, но его туда словно тянуло. Дверь была настежь открыта и никого там не было — ни Вики, ни воспитателя. Это должно было бы его успокоить, но не успокоило. Вика добиться своего могла в любой момент. Она вообще была очень взрослая для своих шестнадцати: друзья у неё были взрослые, интересы взрослые. Какие-то чужие парни угощали её сигаретами и дарили косметику, а один раз Ярослав видел Вику в красивой машине с совсем уж седым дядькой. Потом Вика хвасталась, что тот устроит её в театральное училище. Ярослав ей ничего предложить не мог. Ничего, кроме своей любви. Но сказать о ней боялся, потому что любовь Вика тоже понимала не так, как он, а как-то слишком по-взрослому… Видя Вику с мужчинами, Ярослав злился, расстраивался, но всегда её прощал. В конце концов, все эти мужики были где-то там, за пределами детдома, и Ярослав мог убедить себя, что их нет совсем. А Сергей Фёдорович будет всё время перед глазами — не уйти, не скрыться. Ярославу стало совсем тошно. Ну за что ему ещё и это? Почему Вика такая дура! Ведь этот воспитатель, он просто её лапать станет! Без всяких чувств! Какого чёрта он вообще сюда работать притащился? Нормальному мужику это сроду в голову не придёт! И что теперь Ярославу делать? Подраться с воспитателем? Смешно! Исход драки известен заранее. Поговорить? А что сказать? “Отстаньте, я её люблю?” Посмеётся и будет прав! Или вообще сделает так, что Ярославу на белом свете места мало покажется. Воспитателю это не так уж трудно. Ярослав постоял ещё немного, и решил выйти на улицу — до отбоя было ещё время… Как назло у самой двери стоял сам Сергей Фёдорович и разглядывал фикус в кадушке. “Тоже мне любитель флоры”, — скривился Ярослав, в вслух сказал:
— War das denn notwendig! Er mag die Blumen wie die Mдdchen, Vollidiot.
— Bist du sicher?
— Ja. Ich hasse solche Leute wie Sie.
— Welche Leute?
— Die einem die Hand brechen kцnnten, als ob sie sich die Nase putzen.
Ярослав развернулся, чтобы уйти и тут же понял, что произошло. Что воспитатель тоже говорит по-немецки. И всё, что он только что сказал, было понято. Он почувствовал, как бледнеет, и поспешил в спальню. Сердце лихорадочно стучало. Ярослав захлопнул за собой дверь, сел на кровать, испуганно озираясь. Что-то случилось. Что-то ужасное и непоправимое. Почему в комнате никого нет? Ушли в умывалку? Курят? Лучше бы пацаны были здесь… Пусть бы смеялись, болтали, только не было бы так тихо и страшно… Ярослав лёг, вжался в постель, как будто собирался в ней исчезнуть… Исчезнуть стоило. Это был самый лучший выход. Ведь он так привык к тому, что никто не понимает, что он говорит. Когда становилось совсем плохо — можно было поругаться по-немецки или по-испански. Вера Ивановна в таких случаях злилась, наказывала, но Ярославу всё равно становилось легче. И впервые его поняли. Но откуда этот прапорщик знает немецкий? Ярослав поискал глазами, куда бы спрятаться, но в комнате таких мест не было: пять кроватей, пять тумбочек, шкафчик с одеждой, стол, стул, кресло в углу. Не под кровать же лезть! Да и не будет его сейчас Сергей Фёдорович искать. Он с ним может спокойно разобраться ночью. Выставит раздетым в коридор, а то и на улицу. Нет, за то, что Ярослав ему наговорил, такого наказания мало. Ярослав сжался. Неужели этот тип его будет бить? Может, убежать? Прямо сейчас уехать к бабушке. До деревни не так уж далеко — сто пятьдесят километров, доберётся на попутках. Глупо… Всё равно вернут, и потом станет ещё хуже. Так говорил Денис. А ему Ярослав верил…
