Затем все произошло очень быстро. Врач, похоже, сразу понял, что случилось с госпожой фон Штайнфельд. Он тут же поставил ей капельницу, а после ее поспешно уложили на носилки и отвезли к машине скорой помощи.
— Я полагаю, это апоплексический удар. Вы поедете с нами?
Матиас кивнул. В машине он сидел рядом с матерью, держал ее узкую морщинистую худую руку в своей и беспрерывно гладил. Он шептал ей слова утешения, не понимая, что говорит, и чувствовал себя таким беспомощным, как еще никогда в жизни.
2
И только в коридоре больницы он осознал, что она могла умереть. О такой возможности он все эти годы даже не думал, действительно не думал. Такого быть не могло, это было просто невозможно!
Мама. Она всегда была рядом, всегда в его распоряжении. Он не мог представить себе мир без нее.
Любое желание, которое Матиас высказывал хотя бы мимоходом, она запоминала и без лишних слов исполняла. Пусть даже два года спустя, когда сам Матиас давно о нем позабыл.
Она была просто чудесная. Настоящая дама — изящная, красивая и элегантная. А еще она умела развешивать картины, менять лампочки, шить гардины, варить ром и печь шварцвальдский торт с вишнями. Она умела вбивать дюбеля в стены и вешать на них полки, умела самостоятельно, весело насвистывая, собирать мебель, укладывать ковровое покрытие и стелить паркет. Она умела просто все.
На каждый вопрос у нее был ответ. И у нее всегда на все было время: она ничего не откладывала на завтра, а делала все сразу же и незамедлительно.
Она стала королевой Матиаса, его святой. Она придавала его жизни смысл.
И сейчас эта бессмертная лежала с апоплексией в реанимации, и врачи пытались спасти то, что еще можно было спасти.
Он отказывался признавать, что его мать тоже обладала телом, которое было смертным и которое так же поддавалось тлену, как и все остальные. Он любил обнимать ее, хотя в последние годы она сильно похудела и становилась все меньше и меньше. При этом он отдавал себе отчет в том, что никогда не будет в состоянии кормить ее, мыть и даже менять ей памперсы. Никогда! Он будет платить тому, кто будет делать это вместо него. Он не позволит, чтобы подобные повседневные вещи разрушили его веру в ее уникальность и бессмертие. Словно тигр в клетке, он метался по больничному коридору и был благодарен судьбе зато, что не видел, что врачи за дверью с матовым стеклом делали с его матерью. Уже один вид трубки в носу был бы для него невыносим, а мысль о том, что у нее в руке торчит игла капельницы, вызвала такую дикую боль в его теле, что Матиас согнулся чуть ли не пополам.
Мама, открой дверь, выйди оттуда, улыбнись и скажи: «Все хорошо, мой мальчик. Не беспокойся, мы идем домой!»
Если это чудо и был в состоянии сделать какой-то человек, то только она.
— Матиас прождал четыре часа, но она так и не вышла.
Время встречи с доктором Герсфельдом уже прошло, но он об этом и не вспомнил. Ни одной секунды он не думал о клиенте, который, может быть, купил бы у него виллу стоимостью в три миллиона. Он даже не позвонил себе в бюро и не попросил перенести встречу. Он вообще ничего не сделал.
Мир перестал вращаться, время проходило, а он этого не замечал.
«Мама, пожалуйста, не покидай меня!»
За несколько минут до семи вечера доктор вышел и протянул ему руку. Матиас подумал о миллионах бактерий, которые, возможно, перешли на него, но потом отбросил эту мысль и сконцентрировался на лице врача, которое выглядело любезным и серьезным одновременно.
— Состояние вашей матери стабильное, — сказал врач. — У нее случился апоплексический удар, и она, похоже, несколько часов лежала на полу до того, как вы ее нашли. Это и создало проблему, поэтому нарушения, которые, вероятно, останутся навсегда, столь тяжелые. Я пока не могу с полной уверенностью ничего сказать, но думаю, что ваша мать в связи с этим больше не сможет передвигаться самостоятельно. Конечно, благодаря упражнениям это состояние можно улучшить, но полностью устранить невозможно.
— Это означает, что ей придется оставаться в инвалидном кресле?
Врач кивнул.
— И ей будет трудно говорить. Вполне возможно, что она будет многое понимать, но вы, вероятнее всего, не сможете с ней беседовать. Это тяжело, я знаю. Ваша мать будет нуждаться в полном уходе, но она жива и скоро снова будет с вами, она вернется домой. Я надеюсь, это хоть немного утешит вас.
Матиаса словно по голове ударили. Он стоял как в столбняке, уставившись на врача. Ему даже не удалось внутренне возмутиться, как-то восстать против происходящего.
— Господин фон Штайнфельд?
Матиас никак не отреагировал.
Врач тронул его за рукав.
— Вы должны быть сильным. Ради себя и своей матери. Она не должна чувствовать ваше отчаяние. Надежда — это то, что ей нужно больше всего.
Матиас слабо кивнул и тихо пробормотал:
— Да, спасибо, доктор.
Врач задумчиво посмотрел на него, и по его лицу промелькнула тень сочувствия.
— Вы можете в любое время звонить мне, если возникнут вопросы. Но это позже, когда пройдут две недели, поскольку ваша мать пробудет здесь как минимум еще столько. А потом будет видно. Возможно, прогноз окажется более точным и… положительным. — Когда Матиас поднял голову, врач увидел, что его глаза были полны слез, и добавил: — Идите домой, отвлекитесь, поговорите с друзьями или просто отдохните. Ваша мать сейчас спит. Сегодня вы уже ничего не сможете для нее сделать.
Он еще раз сжал руку Матиаса и удалился. Его распахнутый халат развевался, словно королевская мантия, когда он стремительно шел по коридору.
Матиас остался на месте и несколько минут ничего не видящим взглядом смотрел на матовое стекло двери, ведущее в отделение реанимации, словно раздумывая, не ворваться ли туда или хотя бы не разбить ли дверь.
Потом он повернулся и покинул больницу, прекрасно понимая, что этой ночью не пойдет домой и не будет спать ни минуты.
То, что случилось, изменило все. Ничего теперь не будет так, как раньше.
3
Он думал о матери так, словно она уже была мертва. Мысли крутились у него в голове, но при этом уложились всего лишь в несколько фраз, которые, словно карусель, вертелись в его мозгу: «Что я буду делать без нее? Ради бога, что же мне теперь делать?!»
Было ясно, что без матери он абсолютно беспомощен. Сможет ли он и дальше жить в доме, в котором провел всю жизнь и где все, действительно все, напоминало о ней? Может, лучше продать дом и купить квартиру в пентхаусе, с видом на город, с ресторанами, барами и магазинами прямо за дверью? Тогда ему не придется каждый день садиться в машину, чтобы поехать в театр или на концерт, да и среди огней города он будет себя чувствовать не таким одиноким.
