Как–то Громкость захворала. Что случилось? Что болит? Раньше пела и кричала, А теперь сопит–хрипит. Громкость силится, кричит. Только голос не звучит! Ночкой зимней, ночкой длинной Стало бедную трясти. Дайте Громкости малину, Нужно горлышко спасти. Громкость силится, кричит. Только голос не звучит! Прибежала к ней врачиха И поставила компресс. Громкость шепчет тихо–тихо: «Бедный голос, он исчез!» Громкость вовсе не кричит. Голос ведь и так звучит! Врач сказала: «Брось–ка лихость! Скоро горлышко пройдёт. Ты теперь не Громкость — Тихость, Стало всё наоборот». За окном метёт позёмка, Громкость лечится в тиши. Тихость — сниженная Громкость, Знайте это, малыши.
— Простите Сашеньку, — попросила Слава, допев песенку до конца.
Когда девочка посмотрела на Громкость, та хлопала в ладоши и улыбалась.
— Хорошая песенка. Я действительно не только громко, но и совсем тихо могу разговаривать, несмотря на то, что зовусь Громкостью. А вот Тихостью, — Громкость засмеялась, — меня ещё никто не называл! Рассмешила. Больше я не сержусь, но впредь не нужно стучать по клавишам так, чтобы звук разбегался!
— Не будем! — ответила Слава.
— Они не будут! — хором пропели нотки на разные голоса.
— Ну, всё в порядке! Штилем вас по голове! К Высоте?! — крикнул ДО.
— В соседнюю октаву! И быстрее! А то смотрите, что вокруг делается! — развела руками СОЛЬ.
А вокруг творилось что–то невероятное. Жизнь музыкального городка совершенно расстроилась. Вместо музыки звучала ужасная какофония. Одни ноты толпились на нотных дорожках, громоздясь друг на друге. Другие бегали в разных направлениях, размахивая ручками, и хватались за голову. Иные спотыкались и падали.
Друзья побежали в соседнюю октаву.
— Конфетку будешь? — на бегу спросила Славу ФА.
— Про которые МИ спрашивала?
— У нас разные конфетки есть. Диезные — повышение, бемольные — понижение и бекарные — отмена повышения или понижения.
— А какого они вкуса?
— Вкуса? — переспросила нотка. — А что такое вкус?
— У нас конфеты имеют разный вкус и запах, — мечтательно сказала Славуся.
— Да? А у нас конфетки вкуса не имеют. Мы вообще не знаем, что такое вкус. Но если съешь диезную, чуть подрастёшь, бемольную — чуть уменьшишься, бекарную — станешь такой, как была, если до этого подросла или уменьшилась.
Не успела девочка оглянуться, как оказалась рядом с точно такими же нотками, как её новые знакомые, только чуть пониже ростом. Ведь всё–таки это были нотки второй октавы. Было видно, что ноты сильно переживают. Они молча хватались за голову, вскидывали руки вверх, закрывали лица ладошками.
— Друзья! Не расстраивайтесь так СИльно! — сказал, подбегая, СИ.
— Мы пришли к вам на помощь! — проговорила СОЛЬ.
— Где здесь Высота нашей нотки ФА? — спросил ДО.
Ноты второй октавы расступились, и Слава увидела сердитое–пресердитое лицо, наполовину закрытое огромной шляпой с лентой.
Крепко сжатые губы незнакомки побелели. Скрипичный ключ выглядывал у неё из–под мышки, словно градусник.
— Здравствуйте, СИньора Высота! — сказал СИ. — Мы пришли к вам, чтобы просить вернуться.
— Высота! Высота! Вернись скорее! Без тебя нет звука! Нет звука — не работает нотка ФА, не работает нотка ФА — не складывается мотив, не складывается мотив — нет мелодии! — начали быстро перечислять нотки.
Высота сердито погрозила пальцем.
— Нет! Я никогда так не злилась! Это просто невозможно! Стучать по клавише, словно по барабану! Не вернусь!
— Пожалей музыкальный городок! — сказал СИ. — Мы все тебя проСИм.
— Пожалуйста! Штилем меня по голове!
— Вот, видите, ничего не получится! — запричитала МИ. — Всё как я и предупреждала!
— Уважаемая Высота, я пришла, чтобы попросить у Вас прощенья за Сашу. Она хорошая девочка, только нетерпеливая. Она не хотела Вас разозлить. Она даже не знает, что вы есть!
