Пумукль прислушался. Тишина. Значит, Эдер ушёл. Домовёнок присмирел и задумался. «Могу умереть?» — это идея! Он притворится мёртвым, когда Эдер откроет ящик. Тогда-то он пожалеет, что запер своего малыша!
В мастерской послышались шаги, и Пумукль улёгся в ящике так, как, по его представлению, должны лежать мёртвые домовые, и закрыл глаза.
Столяр поставил чашку с водой на стул, повесил на спинку полотенце и направился к комоду. Тишина в ящике показалась ему подозрительной. Он потихоньку открыл ящик и вначале действительно напугался, увидев лежащего неподвижно домовёнка, но потом заметил зажмуренные глаза и частое от недавнего топанья и криков дыхание. Мастер улыбнулся и стал потихоньку задвигать ящик.
— Не закрывай! Ты что, не видишь, что я совсем мёртвый? — закричал сразу «оживший» Пумукль. — Тебе что, совсем не жаль меня?
— Совсем не жаль. — Эдер снова выдвинул ящик и подхватил затрепыхавшегося домовёнка.
— Сейчас у нас будет большая мойка!
— О! Я прошу тебя, не надо меня мыть! Ты только посмотри, какая у меня тонкая кожа! От мыла она может прохудиться.
— Она может прохудиться от грязи. — И мастер посадил малыша в чашку, даже не раздев его.
— Я тону! На помощь! — закричал тот, бешено колотя по воде руками.
Воды в чашке было ему по пояс, к тому же Эдер крепко держал его, но Пумукль продолжал кричать:
— Я умираю! Умираю!
— Да ты только понюхай, как приятно пахнет мыло, — старался отвлечь малыша мастер Эдер, и закрой глаза, иначе они будут гореть, если туда попадёт мыло.
— Я горю! Я горю! — тут же закричал Пумукль.
— Неправда. Я ещё даже не притронулся к твоему лицу.
Эдер хотел намылить малышу шею, но тот втянул голову в плечи.
— Мне щекотно! Я не переношу щекотки!
— Ну хорошо, я начну с волос, тогда заодно вымоются уши и шея.
— Нет-нет! Только не волосы! Они выпадут от мыла!
У Эдера кончилось терпение, и он тоже закричал:
— Прекрати болтать вздор! Закрой глаза!
— Они не закрываются!
— Закрой рот, а то туда попадёт мыло!
— Уже попало! Полный рот!
Но всё-таки малыш закрыл глаза и рот, когда Эдер начал мыть его чёрную шевелюру.
Грязные ручьи стекали по спине малыша, а Эдер тёр его, не обращая внимания на подвывания, до тех пор, пока волосы снова не приобрели привычный рыжий цвет; затем принялся за руки, ноги и наконец, довольный, отложил мыло в сторону и взялся за полотенце. Завернул в него малыша и усадил на стол.
— Ну вот, теперь ты снова похож на моего Пумукля.
Тот приглушенно бубнил:
— Я утонул. Я задохнулся. Я умер.
В это время в мастерскую вошла фрау Айхингер сообщить, что наверху снова всё в порядке и Эдер может ставить мебель на место. Женщина бросила взгляд на чашку с грязной водой и удивилась:
— Вы здесь тоже делали уборку? Давайте я вылью воду и повешу полотенце на улицу.
Эдер поспешно встал перед столом, на котором лежал завёрнутый в полотенце Пумукль:
— Не надо!
— Но оно же мокрое!
Столяр никак не мог придумать, что возразить, и наконец решил сказать правду, вернее, полуправду.
— Э-э-э, я туда кое-что завернул.
«Странный старик», — думала женщина, вынося чашку с водой.
Пумукль выглянул из полотенца.
— Ну, ты всё ещё сердишься, что стал чистым? — спросил его мастер.
— Конечно, — проворчал тот.
Эдер поднёс к нему зеркало.
— Признайся, что ты, чистый, намного красивее.
— Я — бледный, как стены на кухне.
— Нет, ты красивый. Красивый и хороший Пумукль!
Домовой бросил на Эдера не очень-то дружелюбный взгляд, и тут лицо его засияло.
— Если я — красивый и хороший, потому что помытый, то ты — безобразный и злой, потому что нос твой в саже! Теперь пришло время тебя мыть! — торжествовал домовой.
Эдер заглянул в зеркало — на его лице красовались тёмные пятна. Пумукль уже тащил двумя руками мыло и, сияя, кричал:
— Нюхай! Закрывай глаза!
— Я вытру сажу кончиком полотенца.
— Нет ты сядешь в чашку с водой!
— О, я думаю, мне в ней не поместиться. Я просто намылю кончик полотенца и вытру лицо.
— Стоп! Теперь моя очередь тереть!
Эдер послушно наклонился и дал Пумуклю оттереть со своего лица сажу. Тот принялся с таким усердием тереть, что нос Эдера стал совсем красным.
— Теперь надо тебе ещё пощекотать шею! — весело сказал домовёнок, совсем забыв, что был сердит.
Эдер наклонился снова.
— Теперь ты можешь посмотреть на себя в зеркало! — наконец смилостивился домовёнок и запрыгнул мастеру на плечо. — Теперь мы оба красивые и хорошие! — довольно произнёс он.
— Очень хорошие, — согласился Эдер.
— Я думаю, мы будем мыться ещё, — великодушно решил Пумукль. — Через два или три года, когда ты снова будешь красить свою кухню.
— Может, не надо ждать так долго, а…
Эдер не успел уточнить, когда они будут мыться в следующий раз, потому что вернулась фрау Айхингер и мастер должен был рассчитаться с ней за работу.
— Бывают дни, когда всё получается не так, — сокрушённо вздохнула женщина.
Мастер Эдер предпочёл промолчать.
Жаль, что мы так и не узнали, когда Пумукль будет мыться в следующий раз. И жаль, что мы не можем увидеть, какими бывают чистые домовые (как, впрочем, и грязные тоже).
Но хорошо знать, что домовых можно мыть. Я считаю, проделки чистого домового гораздо приятнее переносить.
Пумукль и пасхальные яйца
Пумукль не имел никакого представления о праздниках, отмечаемых людьми. Да и откуда ему было это знать? И об обычае искать на Пасху раскрашенные и спрятанные зайчиком яйца он, конечно, тоже не имел никакого понятия.
Возможно, живя у Эдера, он никогда бы об этом и не узнал, потому что пасхальный заяц приходит в основном в те дома, где есть дети. У старого мастера, как известно, детей не было, но он получил приглашение от своей сестры провести Пасху у неё в гостях. Она написала, что маленькая Бэрбель будет очень рада увидеть своего дядю.
