О подарке в виде чудесного контакта, полученном в детстве от бабушки, рассказала пятидесятилетняя женщина: «У нас была большая семья, много детей, и на лето вся орава собиралась у бабушки. А надо сказать, что хлопот у бабушки было много, она еще тогда корову держала. И вот уже не помню, что там произошло, кто-то обидел, наверное. И я прибежала в дом с громким плачем. Реву и реву. И тут бабушка подошла ко мне, сняла передник, села рядом и стала со мной разговаривать. Она рассказывала мне про свою жизнь, а я сидела, прижавшись к ней, и слушала, затаив дыхание. Мы так часа два просидели. Такого никогда прежде не случалось. И так мне хорошо, тепло было! Сколько лет прошло, а этот случай помню до сих пор!»
Почему я считаю, что наши дети находятся на «голодном пайке»? Конечно, не потому, что они голодные в прямом смысле слова. Внимания им не хватает, когда вот так, по душам, поговорить можно с мамой или папой, бабушкой или дедушкой. Или поиграть. Все куда-то торопимся, спешим, какие-то более важные дела все время находятся. А ребенок на «голодном пайке». В резервуаре родительской любви и внимания этого самого внимания на донышке. Пересох почти… А дети-то страдают!
Вот пример поведения такого «голодного» ребенка. Он и под стол залезает на уроках, и с места выкрикивает, и на стол встает: только заметьте меня, я – есть! За плохое поведение раньше дома жестко наказывали, били. Но результата никакого. Дома всегда усталый папа, который хочет отдохнуть, придя с работы, и мама с маленьким братишкой, требующим постоянного внимания. А он должен всех их понять, войти в их трудное положение и хорошо себя вести, прилежно учиться и не требовать к себе внимания. Хорошие мальчики так и поступают. А он уже и братишке не рад, и ни в чье положение входить не хочет, так как его собственная потребность в любви и внимании остается не удовлетворенной. И на призыв «Ты уже большой и должен понимать» нет никакой реакции. И ничего в его поведении не изменится, никакая порка не поможет, пока его собственный душевный голод не будет удовлетворен.
У каждого человека есть свой мир, состоящий из мыслей, чувств, состояний, переживаний, представлений о себе и окружающих. В момент контакта эти миры соприкасаются, возникает любовь и близость, а одиночество, отчужденность отступают. Для этого и нужен нам контакт с другими людьми. Все мы, родители, любим своих детей. Но всегда ли мы можем показать им свою любовь? Я иногда спрашиваю у родителей:
– Вы любите своего ребенка?
– Да, конечно.
– А как вы выражаете свою любовь? Как ваш ребенок может понять, что он любим? Вы говорите ему об этом?
– Зачем? Он и так это знает.
А вот и не знает. Или знает, но сомневается, особенно если вы в ссоре. Не часто, но приходится слышать от детей: «Я думаю, что мама меня не любит». Очень трудно слушать такие детские признания, потому что потребность быть любимым – основная потребность ребенка. Причем мамы чаще говорят ребенку о своей любви, чем папы. Одна мама спросила у своей четырехлетней дочки: «Ты знаешь, что я тебя очень люблю?» – «Да, знаю. Ты мне говоришь об этом», – ответила малышка. «А что папа тебя любит?» Тут девочка замолчала и опустила глаза. Просто папа, очень любящий и заботливый, никогда не говорил ей об этом. А говорить необходимо! Каждый день! Я тебя люблю! И не потому, что ты соответствуешь моим ожиданиям, а потому, что ты есть!
Я долго работала психологом в школе. Ко мне обращались за помощью учителя и родители, когда ребенок плохо учился, прогуливал, дерзил, дрался и т. д. Вы с легкостью сами можете продолжить этот список. Практически во всех случаях у родителей не было контакта со своим ребенком. И родители признавали это. Получается, что «слушаем, но не слышим; смотрим, но не видим». На консультации это явно проступает – как будто звучат два музыкальных инструмента, но играют они разные мелодии. Нет контакта. Нет взаимопонимания. Ребенок и родитель не смотрят в глаза друг другу, не касаются друг друга. Боль, упреки, взаимные претензии мешают им быть ближе.
А еще осложняют положение завышенные ожидания родителей по отношению к ребенку: «Ты не такой, каким я хочу тебя видеть. Ты должен быть… хорошим, прилежным, послушным, внимательным, больше помогать по дому и лучше учиться». Претензии найдутся всегда. И получается, что самые родные на свете люди, которые так стремятся к близости, не могут ее достичь. Что же с ними происходит? Что когда-то случилось с мамой, которая сейчас не может обнять своего сына, прижать его к себе с нежностью и любовью? Может быть, если ее расспросить, она могла бы рассказать следующее: «Моя мама не была ласкова со мной. Она много работала, и ей не хватало на меня времени. Она всегда была усталой и раздраженной. Когда я прижималась к ней, она меня отталкивала: “Ну что за телячьи нежности!” А мне так хотелось, чтобы она погладила меня по голове. Я знаю, что ее мама, моя бабушка, тоже была с ней сурова».
Что же получается? Получается, что эту девочку, нынешнюю маму, просто не научили выражать любовь и нежность, и теперь она сама не делает этого по отношению к своему сыну. Такая вот цепочка стереотипного поведения, передающегося из поколения в поколение. Чтобы ребенок рос уверенным в себе, ему точно надо знать, что его любят. И он чувствует это, когда родители ему говорят: «Я тебя люблю», и касаются его ласково. Испортить этим нельзя, а слышать это никогда не надоест. Подумайте, пожалуйста, как часто это делаете вы и что мешает вам делать это чаще?
Мы уже говорили о том, что родителям в «Родительском классе» (это 45-часовой психологический семинар для родителей) на первом занятии «Контакт с ребенком» предлагается вспомнить, с кем у них в детстве был хороший контакт. Приведу рассказ одной мамы.
«Хороший контакт у меня был, пожалуй, с бабушкой. С мамой – нет. Бабушка любила меня, часто обнимала, и вообще ее любовь я чувствовала во всем. Наверное, самое главное – это то, что она принимала меня такой, какая я есть, и не хотела меня переделать. Она не воспитывала меня, а просто радовалась, что я есть. И еще: она никуда не спешила и была со мной рядом почти все время, пока я не пошла в старшую группу детского сада. Мне можно было задавать ей любые вопросы, даже, как тогда говорили, самые стыдные. Она отвечала мне на них, как могла, и я никогда не слышала от нее: “Как тебе не стыдно задавать такие вопросы?” или “Ты еще маленькая. Вырастешь – узнаешь”. При ней можно было играть, бегать, кричать. А как хорошо было со всего разбега прижаться к ней всем телом… С мамой было по-другому. Ей нужно было меня воспитывать».
Другая мама рассказывает: «В моей жизни были люди, с которыми у меня был хороший контакт. Это учительница по физике в школе, руководитель кружка мягкой игрушки и преподаватель спецтехнологии в училище. Всем им я была интересна, и они слушали меня так, что я каждый раз это чувствовала. У них было для меня время. В эти замечательные минуты искреннего интереса к своей особе я чувствовала себя важной и значительной. Я могла говорить с ними обо всем и была уверена, что мне за это ничего не будет: я никогда не пожалею, что была с ними откровенна. Они не передадут мои слова маме или другим учителям, не будут обсуждать меня с ними. Они были на моей стороне. И я всю жизнь с благодарностью вспоминаю этих замечательных людей. К сожалению, с мамой таких отношений у меня не было. И это боль всего моего детства».
