— Понятно. Я могу продолжить, Владимир Петрович?
— Давай, давай Лёнчик, лепи… эээ, в смысле впечатляй. Извини, что перебил. Привычка.
Кивнув головой, Чурилов продолжил.
— …переманивают девелоперов, не говоря уж об автостоянках, нескольких автозаправках… Люди Шамана по крайней мере это не скрывают. Не скрывают это и эфесбешники и прикормленные силовики. Со сменой мэра на обычный контакт идут плохо. Одни похоже компромат на себя в возможных пределах уничтожают, родственников отправляют за границу на ПМЖ, срочно готовят себе замену, запасаются справками о возникших болезнях… — Закончил он. — Наблюдается паника.
— Понятно. — ответил Владимир Петрович. — Это интересно. — И перевёл взгляд на четвёртого помощника.
Потёмкин протянул ему несколько листов бумаги.
— Вот, — сопроводил он, — наше разработанное предложение.
— Это план-программа нашего будущего саммита и действий. Как у правительства. Они на европейский рынок выходят — G20 — успешно, вроде. Мы предлагаем тоже провести своеобразный саммит, тоже на высшем уровне с руководством параллельных структур страны, Европы и СНГ. Чётко перераспределить границы и сферы влияния, а также общую концепцию совместных сбалансированных действий.
— Вот как? Это вы вместе всё накатали… эээ… подготовили? — Перебирая листки, удивился Владимир Петрович.
— Да, босс, — за всех ответил Чурилов. — Пора нам выходить из тени. У нас активы, как у Газпрома, и политический вес, в своей среде, не меньше. Нам пора выходить на политическую арену. Наши люди на многих высоких постах, и в управлении, и в политике, и в силовом блоке. Нужно воспользоваться моментом. Момент благоприятный… Мы так полагаем. Вот и… — Иван указал боссу рукой на документ… — С юридической точки зрения, документ безупречен. — Дополнил он. — Я отвечаю.
2
На Тверской, 13, установилась тревожная атмосфера. Как никогда. Мэрия напоминала жутко встревоженный муравейник, к которому неожиданно приблизился медведь, если образно. Чиновники мэрии, встречаясь в вестибюле, лифте, в зале заседаний, прятали глаза, такими вальяжными и всесильными ни посетителям, ни охране уже не казались, с ужасом ожидали распоряжение нового мэра о кадровых перестановках. Хорошо если бы так, скорее — увольнениях. И это не главное! Главным было то, что Генеральная прокуратура осмелела, как с цепи сорвалась. На Тверскую понаехало следователей СКП, как воронья на помойку, оккупировали кабинеты не только замов и министров Московского правительства, но и кабинеты руководителей департаментов, в которых готовились и проводились в жизнь «судьбоносные» для москвичей приказы и распоряжения. Следователи, разных возрастов и рангов, вежливо, с едва заметной ухмылкой, предъявив постановление Генеральной прокуратуры, выпотрошили сейфы, изъяли серверы компьютеров, сложили папки с документами («Исходящие», «Входящие», «На подпись», «В проработку», «К сведению», «На комиссию»…) в коробки и пластиковые ящики, где описали, где и не стали описывать, и вывезли… Секретари и прочие клерки, ходили как пришибленные, между собой с горящими глазами секретничали, — ужасались вероятным будущим тех или иных своих начальников, в кабинетах путались в ответах, не могли сразу найти не то что документ, папки нужной не находили. Разводили руками, так их же эти забрали. Вопросы не задавали, только глаза и опущенные уголки губ выдавали ужас и тревогу, да пальцы рук… Чиновная «мелочь» тоже под дамокловым мечом. Хотя у них больше было, пожалуй, шансов миновать его.
Новый мэр — Сергей Семёнович Заботин — высокий, статный, жутко принципиальный, подъезжает к мэрии за пятнадцать минут до восьми утра, вежливо кивает внутренней милицейской охране. В сопровождении личной охраны проходит к лифту, узнав об этом, все замы и министры на своих этажах, как бильярдные шары — после удара — раскатываются по… кабинетам. Приехал! Приехал! Идёт!! О секретарях, помощниках, водителях и посыльных говорить не приходится, они вообще с семи утра на работе, на нервах и телефонах… Имитируют жутко «горячую» готовность соответствовать…
Новый мэр проводит короткое совещание, как армейскую перекличку, и уточняет, подан ли автобус. И поехали… Куда? А куда он прикажет. По столичным улицам и переулкам с закоулками, потом и… Его секретарь только и успевает записывать вопросы и соответствующие распоряжения. Замы, министры и руководители департаментов мэрии, включая и префектов с главами управ, целая колонна автобусов, ёжатся, мнутся, отвечая на вопросы Заботина. И так весь день. Взмокшие от пробивающего пота, хотя на улице поздняя осень, вся мэрия как на электрическом стуле. И везде окружают любопытные объективы фото— и видеокамер, микрофоны и диктофоны журналистов. Мэр открыто демонстрирует демократичность даже в вопросах свободы прессы.
Все заместители, от первого зама до последнего, как и министры московского правительства, в панике, хотя лица держат. Вопросы не задают, наоборот, готовят ответы. Какие? А кто их угадает? Слабых мест у всех много. От политических, хотя в одной партии все состоят, до финансовых, по всем разделам административно-хозяйственного управления городом. И ведь знали раньше, что может произойти, но не верили, потому и не спрятали «концы в воду». Не успели. Да и как их спрячешь, в таком-то хозяйстве? Столько накопилось! Столько обличительных документов, статей, свидетелей, свидетельств, наконец. И вот оно — произошло! Прежний мэр, сволочь, бросил «соратников», кинул всех и сбежал. Хорошо ему есть куда? А другим… Они же, как тот корабль, хотя и потерял ход, но на плаву: хоть расстреливай его, хоть открывай кингстоны. Все на виду, все на местах. И белый флаг не спасёт. Прокуратура рада будет стараться. Хотя при прежнем мэре, они руки ему целовали, в рот заглядывали. Потому что закрывал глаза на их бездействие, жадность, взяточничество и подтасовку фактов. Прокуратура в свою очередь, «не видели» финансовых нарушений, нарушения Законов и законности в действиях чиновников мэрии и самого мэра.
Заботин спрашивает неожиданно и конкретно. Главного архитектора города, например, на Совете:
— Вы действительно считаете, что градостроительная программа, которую вы утвердили, отвечает интересам жителей города?
Главный архитектор теряется от прямого вопроса, лицо покрывается пятнами, глаза теряют фокусировку, он мнётся. Не может сказать, что — да, он не проявил принципиальность, за кресло под собой испугался, нужно было быть «в русле», продвигать негласное решение прежнего мэра и его строительного лобби.
— Виноват, я просто… В том смысле, что мы уже подготовили ряд существенных поправок в градостроительный проект, готовы предложить на Общественный совет, потом и… если не будет… эээ… утвердить в изменённом виде.
С едва скрытой усмешкой, мэр слушает, понимающе качает головой, остальные присутствующие прячут глаза, нервно шуршат листами бумаг перед собой…
— А что у нас прокуратура города? — Заботин отыскивает глазами мундир генерала. — Она у нас есть или нет? Почему бездействует?
Это уже вопрос на Совете по координации и работе с правоохранительными органами.
