Сабрина наклонилась и чмокнула Квина в щеку:
– Спасибо, сэр. За все. Я… я надеюсь, мы еще встретимся.
Квин смотрел, как она быстро идет к кладбищенским воротам. У нее была грациозная походка танцовщицы; густые рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, казались огненным водопадом.
Червонная Королева.
– О, мы еще встретимся, моя рыжеволосая девочка, – выдохнул Квин. – В тебе больше от Дэна Мерфи, чем ты думаешь.
– Тебя хозяйка зовет.
Сабрина нехотя отложила в сторону книгу; это была первая свободная минутка, которую ей удалось улучить за целую неделю после смерти отца. Тилли, младшая горничная, стояла, прислонившись к дверному косяку чердачной комнаты. Небрежно завязанные ленты ее чепца развязались, и прядь светлых волос упала на лоб. Толстая, неряшливая, ленивая девица, Тилли тем не менее ухитрилась стать одной из любимиц вдовы Мерфи, хотя не делала ровным счетом ничего. Сабрина подозревала, что особое положение Тилли объяснялось скорее всего расположением к ней Альберта, а не его мамаши, но держала свои мысли при себе.
– Я закончу через четверть часа. Передай, пожалуйста, моей мачехе, что я скоро спущусь.
– Ты хочешь, чтобы я опять тащилась вниз по этой лестнице? – жалобно спросила Тилли.
– Да, – с невозмутимым видом кивнула Сабрина. – Если не сможешь придумать другой способ передать ей мои слова.
Их взгляды встретились, но Тилли первая опустила глаза. Громко шмыгнув носом, она утерлась тыльной стороной ладони.
– Ладно, пойду скажу хозяйке. – Горничная нехотя кивнула и зашаркала вниз по лестнице, что-то ворча себе под нос.
Рина невольно усмехнулась. Она знала, что поступила с Тилли не по-христиански, мать часто напоминала ей о том, что Господь в известных случаях велел подставлять другую теку. Но она «подставляла другую щеку» уже много месяцев: поправляла вместо Тилли простыни на небрежно застеленных кроватях, развешивала белье, мыла посуду после ужина. Ее мачеха предпочитала нанимать ленивых служанок, так как ленивым можно было меньше платить. Рине же надлежало выполнять значительную часть их работы, этим Она и занималась, – сначала потому, что не смела спорить с мачехой, потом, когда стала старше, потому, что хотела сохранить видимость мира в семье. Но Тилли была самой нерадивой из служанок, и Рина не сомневалась, что даже Господь не осудит ее, если она поставит горничную на место. И все же, подумала девушка, не помешает прочитать дополнительную покаянную молитву на завтрашней воскресной службе.
Воскресенье…
Рина снова склонилась над книгой, но вместо букв и слов видела яркие глаза Квина, После встречи на кладбище она старалась не думать о старом друге отца, но тщетно. То и дело Рина ловила себя на том, что вспоминает о загадочном предложении Квина и размышляет о неизвестном «дельце», которое, как он утверждал, обогатит их обоих.
Эти размышления чрезвычайно раздражали Сабрину, ведь она считала себя благоразумной девушкой, – она обязана была проявлять благоразумие при таком отце, как Дэниел Мерфи. После смерти матери Рина сразу повзрослела – сама готовила и вела хозяйство в доме, а ее убитый горем отец напивался до бесчувственного состояния. Жизнь не очень изменилась и после того, как Дэниел вновь женился, – только дом стал больше, и запои отца стали более длительными. Сабрина не была склонна предаваться мечтам и фантазировать, не полагалась на счастливый случай. Она считала себя весьма здравомыслящей девушкой и прекрасно знала, что ее ждет самая обычная, самая заурядная жизнь.
Так почему же она вдруг стала мечтать о загородном особняке с цветами в саду, живыми изгородями и норовистыми лошадьми?
Сабрина потерла глаза. Она просто очень устала, вот в чем все дело. Смерть отца и внезапное появление мистера Квина. – это для нее слишком много. Но уже завтра он уедет, и все кончится. Девушка захлопнула книгу и поставила ее на полку рядом с другими, оставшимися ей в наследство от матери. Всему в жизни свое место, как, например, этим книгам, аккуратно стоящим на полке. А ее место – это должность незамужней учительницы в школе для юных леди в Хэмптоне.
Сабрина, задумавшись, не заметила, как прошло более четверти часа, поэтому поспешила спуститься. Лестница была узкой и крутой, не очень-то удобной, но, желая хоть как-то ее украсить, какой-то плотник с богатым воображением вырезал фигурки на краю каждой ступеньки. За долгие годы многие фигурки утратили первоначальный вид, но Сабрине все же удавалось различить хвост взъерошенного попугая или морковку во рту вислоухого зайца.
Когда двенадцатилетняя Рина впервые оказалась в этом доме, она развлекалась тем, что давала имя каждому из персонажей и придумывала про них истории. Прошло шесть лет, но она прекрасно помнила, что кролик получил имя Ватная Голова, и у него была аллергия на морковку, а у попугая Наполеона были рубиновые перья, и он был тщеславен, словно павлин. Через месяц Сабрина навсегда простится с этим домом и со всеми неприятными воспоминаниями, но с этими фигурками на ступеньках ей будет грустно расставаться.
Девушка была так поглощена разглядыванием ступенек под ногами, что не заметила тень у подножия лестницы, пока не уткнулась в чей-то толстый живот. И тут же ее подхватили пухлые влажные руки.
– Надо смотреть, куда идешь, сестра Сабрина.
Сабрина вздрогнула, услышав голос сводного брата. Она почувствовала запах спиртного и застарелый запах сигар, пропитавший лацканы его модного сюртука. Однако изысканная одежда нисколько не красила этого самовлюбленного и неприятного человека. Брезгливо поморщившись, она отстранила его и попыталась пройти мимо.
– Прекрати, Альберт. Дай мне пройти.
– Но, сестра, разве так разговаривают с человеком, который всего лишь хочет… помочь?
Щеки девушки залились румянцем. Сабрина прекрасно знала, как Альберт «помог» большинству горничных пансиона, в том числе и бедняжке Китти, которую два месяца назад выгнали без рекомендаций. Мачеха наняла Китти за гроши из-за ее юного возраста, но девушка оказалась работящей и заслужила уважение Рины. К несчастью, милая и доверчивая Китти по уши влюбилась в Альберта.
В ту ночь, когда Китти ушла, она поделилась с Сабриной своим счастьем – у нее будет ребенок. Рина узнала об этом первая, Китти еще ничего не говорила Альберту, но ни капельки не сомневалась, что хозяин, как она его называла, женится на ней. Девушка опустила глаза и покраснела, словно новобрачная.
– Мисс Сабрина, я была бы так рада, если бы вы стали моей подружкой на свадьбе.
А всего через несколько минут Китти снова оказалась в комнате Рины. Горько рыдая, она собирала свои пожитки. Очевидно, хозяин все отрицал и потребовал, чтобы «эта лгунья» была уволена. В последний раз Рина видела Китти из окна: маленькая и жалкая фигурка брела по темным булыжникам лондонской улицы, и дыхание девушки в холодном воздухе декабрьской ночи превращалось в бледные облачка пара. Не прошло и недели, как Альберт переключился на Тилли.
