Анна по-прежнему не решалась открыть глаза и поднять голову. Она продолжала усердно молиться. Умоляю, дай мне возможность уехать. Затаив от страха дыхание, она вся сжалась и, наклонив голову еще ниже, попыталась отойти подальше от этой семейки. Однако ее попытка была обречена на провал. Во-первых, свободного места было очень мало, и Анна не могла далеко уйти, а во-вторых, отец семейства, заподозрив что-то неладное, схватил Анну за руку. Он так крепко сжал ее, что тонкая ткань рукава треснула. Пальцы мужчины, словно железные тиски, впились в ее кожу, и Анна сжала зубы, чтобы не закричать от боли.
Дева Мария, Иисус, спаситель наш…
И тут вмешалась его супруга. Судя по ее решительному виду, женщина приняла какое-то решение. Она резко и раздраженно крикнула, обращаясь не к белой женщине, а к мужу:
— Забери свою никчемную дочь! Девчонка уронила куклу.
Казалось, муж китаянки пребывал в нерешительности и не спешил подчиниться приказу жены. Анна почувствовала это, но не посмела повернуться и посмотреть на него. Она еще ниже склонила голову, сжавшись от страха.
Господь наш всемилостивый…
Потеряв терпение, мамаша подняла все еще хнычущую дочурку и сунула ее в руки мужу. Отцу семейства пришлось отпустить Анну, так как малышка крепко обхватила его шею своими тоненькими ручонками. Анна не стала терять время даром и быстро пошла вперед. Тем не менее этот маневр не принес желанного результата. Уже через несколько шагов она снова оказалась в ловушке. Она шла, медленно передвигая ноги, и чувствовала, что ей так просто не отделаться от этой супружеской четы. Она понимала, что и муж, и жена с нескрываемым любопытством смотрят ей вслед. А женщина вдобавок поглядывала на нее с откровенной жадностью. Анна просто спиной ощущала их колючие, пронзительные взгляды.
Анна понимала, что подвергается сейчас огромной опасности. И так будет до тех пор, пока эта маленькая семейка не потеряет ее из виду. Однако сделать это было практически невозможно. Анна не могла ни уйти вперед, ни отстать настолько, чтобы оказаться далеко позади. В этом случае родители девочки наверняка начали бы оглядываться и тревожно перешептываться между собой, привлекая тем самым всеобщее внимание к Анне.
Нет, ей лучше держаться впереди. Так она будет менее заметной. Пусть они пялятся на нее, оставаясь за ее спиной, решила она, и продолжила тихо молиться.
Тау Чжи-Ган слушал, как поют кули, и чувствовал, что его тело двигается в такт их песне. Слова у песни были простыми. «Подставь свое плечо», — пелось в ней. Песня звучала все громче и сильнее, и вслед за ней в небеса уносилась его ликующая душа. Казалось, что это Китай дышит своей огромной грудью, и его энергия кви парит в воздухе над сотнями и тысячами людей, занятых тяжелым трудом на благо своей любимой страны. Сидя в паланкине на берегу Великого Китайского канала, Чжи-Ган ощущал себя смиренным и жалким, но в то же время могущественным и свободным от всяческих предрассудков и суеверий. Однако всеми его чувствами управлял неукротимый и тщательно скрываемый гнев.
По этому каналу в Китай попадало самое большое зло, имя которому опиум. Эту отраву доставляли корабли, ее привозили люди, и иногда даже казалось, что она просто прилетает сюда по воздуху. Все, начиная от императорских чиновников высочайшего ранга и заканчивая самыми несчастными бедняками-крестьянами, во что бы то ни стало стремились заполучить этот серо-коричневый западный яд. Его разделяли на небольшие горстки и упаковывали в плотную бумагу. Несмотря на то что по цвету это снадобье напоминало обычную уличную грязь, а по вкусу было и того хуже, все население Китая постепенно поддалось его пагубному влиянию.
Чжи-Ган тяжело вздохнул, рассеянно наблюдая за едва уловимой игрой света и теней. Его близорукие глаза больше ничего не различали. Он не мог видеть того, как белые люди распространяли заразу по всему Китаю, но он ощущал ее так же явственно, как ощущал биение собственного сердца. Он — императорский палач, и поэтому ему необходимо найти эту заразу и покончить с ней, а иначе покончат с ним самим. Так сказал сам император Китая.
Охранник, стоявший рядом с палачом, вдруг напрягся. Это не укрылось от внимания Чжи-Гана. Что же такое он увидел? Скорее всего, ничего необычного. Его охранники проявляли сверхъестественную бдительность, желая таким образом выслужиться перед ним. Они не знали, что за последнее время положение Чжи-Гана при императорском дворе значительно ухудшилось. Но это не имело особого значения. Для них самым главным было видеть внешние проявления власти и могущества. По правде говоря, даже самые зоркие из всех китайских палачей не могли разглядеть все тюки, набитые мерзким коричневым опиумом, которые перевозили по Великому каналу.
Не поворачивая головы, Чжи-Ган скосил глаза в сторону своего друга-слуги, который нерешительно переминался с ноги на ногу. Так как Фэн Цзин-Ли стоял очень близко от него, его фигура казалась ему неясным и бесформенным пятном.
— Что ты видишь? — спросил Чжи-Ган, словно пытаясь проверить его.
— Я вижу женщину. Она… не похожа на остальных, — прошептал Цзин-Ли.
— Интересно, чем же?
— Она идет как-то уж слишком уверенно и твердо, хотя, как и подобает женщине, низко склонила голову. На ней старая, поношенная одежда, но все вещи довольно чистые и совсем не похожи на нищенские лохмотья, — ответил он и замолчал.
Чжи-Ган понял, что его друг пытается более внимательно рассмотреть эту странную женщину.
— Она совершенно одна. Ее никто не сопровождает, — снова заговорил Цзин-Ли.
— Она пытается скрыться?
— Вполне возможно. Какая-то супружеская пара затеяла из-за нее ссору, однако она упорно продолжает идти вперед.
— Это уже интересно.
Цзин-Ли кивнул в знак согласия и тут же громко и отчетливо, как подобает слуге, произнес:
— Глубокоуважаемый господин, наша лодка ждет вас. Все уже приготовлено для вашего превосходительства. Мы можем отплывать.
Чжи-Ган метнул на друга недовольный взгляд и поморщился. Цзин-Ли строго придерживался этикета, хотя сейчас этого можно было бы и не делать. Они здесь не для того, чтобы произвести официальную проверку по приказу вдовствующей императрицы. Но некоторые формальности чисто внешнего характера все-таки необходимо соблюдать. Поэтому он, как важный государственный чиновник, должен стоять на высокой дамбе и строго взирать на простой люд, толпившийся у его ног. Правителям Китая нравится показывать народу своих палачей. Выполнение же других формальностей, как, например, проведение строгой проверки и поисков, считается не только излишним, но и крайне вредным. Невозможно найти опиум, просто сидя у Великого канала и наблюдая за тем, что здесь происходит.
Чжи-Ган вздохнул и инстинктивно засунул руку внутрь своей куртки, туда, где находился потайной мешочек. Стоявший рядом с ним Цзин-Ли побледнел от страха.
— Глубокоуважаемый господин, мне кажется, что здешний воздух вреден для вашего здоровья, — обеспокоенно произнес он. — Вы плохо выглядите! — воскликнул Цзин-Ли, наклоняясь вперед. Он прижал одну руку к спине Чжи-Гана, а другой рукой крепко схватил палача за локоть.
