Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Его линялые джинсы и видавшая виды куртка резко контрастировали с шикарным имиджем «Астории». Катя еще подумала: каким это ветром заносит этого мальчишку в недра роскошного пятизвездочного отеля — неужели попутным? Но Саныч скрылся за сияющими дверями, и Катя почти сразу о нем забыла.
* * *
Если бы не целый ряд последующих странных и ужасных событий, она бы, наверное, так никогда и не узнала бы, что Саныча по паспорту зовут Петром Сухим, что в свои двадцать шесть он выглядит на двадцать, что успел он уже поучиться в трех весьма престижных коммерческих вузах столицы и ни в одном не продвинулся далее третьего семестра, что он любит музыку от классики до рока, но абсолютно лишен голоса и слуха. Что, наконец, он единственный сын и наследник Александра Кузьмича Сухого — весьма известного и уважаемого в Москве бизнесмена, основателя инвестиционно-страховой компании, похоронившего свою жену и спустя всего три месяца после похорон женившегося на своей давней любовнице — Алене Леонидовне Куницыной.
Катя вместе с Кравченко и Мещерским ехала в Петергоф. А Саныч после коротких переговоров с дежурившим за стойкой портье пересек обширный холл и на лифте поднялся на третий этаж.
Его отец и мачеха Алена Леонидовна прилетели в Петербург из Москвы два дня назад и сняли в «Астории» двухкомнатный люкс. Саныч громко постучал в дверь номера. Услышал голос отца «войдите» и вошел.
В номере ярко горели все лампы. Работал телевизор. Александр Кузьмич и Алена Леонидовна отдыхали после бессонной ночи.
— А, Петруша пришел, — Александр Кузьмич поднялся с павловского дивана карельской березы. Выглядел он на все свои пятьдесят пять лет — невысокий, полный, лысоватый, хорошо ухоженный мужчина. Строгий, старающийся казаться ласковым взгляд сквозь очки — на сына, застывшего в дверях как статуя.
Алена Леонидовна изящно раскинулась в кресле. В сторону Саныча она и головы не повернула. Алена Леонидовна была холеной, интеллигентной тридцатисемилетней брюнеткой. Фигура у нее была почти идеальной, однако сама Алена Леонидовна так не считала. Настойчиво, почти маниакально стремилась она к дальнейшему совершенству. За Александра Кузьмича она вышла по любви, по привычке и по расчету — все одновременно, вышла после почти трехлетнего романа, начавшегося еще при жизни ныне покойной жены его. Жена Александра Кузьмича болела раком, перенесла три тяжелых операции на кишечнике и в конце концов скончалась.
Александр Кузьмич внешне бесконечно переживал эту потерю, однако очень скоро вступил в новый брак, чем основательно разрушил свои и до того очень непростые отношения с сыном Петрушей — Санычем.
В новом году это была первая их встреча после почти месячной разлуки.
— Я думал, Петруша, ты позвонишь нам ночью, поздравишь, — с натянутой приветливостью сказал Александр Кузьмич. — Мы ждали. Что же ты стоишь? Проходи, садись.
Саныч отлепился от дверного косяка и, как был, не раздеваясь, во влажной от снега куртке, прошелся по люксу, разглядывая антикварную мебель, шелковые обои, ковры, картины, лампы.
— Нехилое гнездышко, — он оглянулся через плечо на отца. — Как раз для медового месяца.
— Мы думали, ты позвонишь, поздравишь нас, — голос Александра Кузьмича дрогнул. — Твой мобильник был отключен. А я звонил тебе. Мы ждали. Я ждал.
— Я поздравляю тебя с Новым годом, дорогая матушка, — Саныч гибко склонился перед отцом в шутовском поклоне.
— Здесь не народный театр, Петруша. А я тебе — отец.
— Нет, моя матушка, — Саныч прозрачными, как льдинки, глазами датского принца сверлил отца. — Нет. Отец и мать — муж и жена, муж и жена — единая плоть, а поэтому…
— Твоя мать умерла, — сказал Александр Кузьмич.
— Помню. Ты вот, кажется, успел уже позабыть.
— Петруша, это ты так пришел поздравить нас с праздником? — спросила Алена Леонидовна. — Можешь больше не стараться. Нам с твоим отцом все ясно. Нам уже больно.
— Я не с вами разговариваю, — Саныч упорно избегал встречаться с мачехой взглядом.
— Ну что ты беснуешься? Что ты изводишь нас и себя? — Александр Кузьмич взорвался. — Неужели даже в такой день мы не заслужили от тебя благодарности? Что с тобой случилось? Откуда и тебе столько жестокости? И, главное, к кому? К самым близким тебе людям!
— Ты очень изменился, Петруша, — сказала Алена Леонидовна.
— А это не вам судить. Я не наш любовник, — Саныч по-прежнему смотрел только на отца.
— Оскорблять Алену я тебе не позволю, — Александр Кузьмич покраснел. — Щенок, мальчишка неблагодарный. Извинись сию же минуту!
— Саша, оставь, не надо. — Алена Леонидовна встала с кресла и, зябко кутаясь в шелковый пеньюар, заскользила в спальню люкса. — Мне не надо от него никаких извинений.
— Ты слышал, что я сказал? — Александр Кузьмич повысил голос. — Или ты сейчас же попросишь прощения, или же…
— Ну, что или? — Саныч подошел к отцу вплотную — тот доходил ему до плеча. — Или что будет с тобой и со мной?
Александр Кузьмич тяжело дышал, молчал.
— С Новым годом, дорогая матушка. — Саныч покинул отцовский номер, громко хлопнув дверью.
Звякнули хрустальные подвески гостиничной люстры. Александр Кузьмич опустился на диван. Он массировал ладонью грудь с левой стороны.
* * *
Сердце — умирающий барабанщик. Сердце стучало, светофоры мигали. Алексею Ждановичу было тошно, а джип все ехал, мчался вперед — Синий мост, Гороховая улица, Невский проспект. Светофоры мигали — красный, желтый, зеленый.
Рядом со Ждановичем на заднем сиденье были девушки, Варвара и Лиля. Лиля достала из кармана меховой куртки-парки бумажный платок:
— У тебя из носа кровь течет. На, возьми.
Жданович скомкал платок. Девушки, девушки Варвара и Лиля… Они были существами иного мира. Витька Долгушин и он, Жданович, были намного старше их. Но в принципе это ничего не меняло, не убавляло и не прибавляло.
— Выискался еще Дон Кихот, — хмыкнул Долгушин — он сидел за рулем джипа. И резко прибавил газа.
Светофоры вспыхивали, гасли, разрешая, запрещая. Джип остановился на перекрестке. У автобусной остановки почти вровень с машиной громоздился огромный снежный сугроб — где-то впереди урчала снегоуборочная машина. За сугробом в желтом мертвенном свете фонарей Жданович увидел темную фигуру. Он сразу узнал его. Он уже видел его не раз. Сердце ударило барабанными палочками в грудную клетку и замерло в испуге.
Из вьюжной ночи, замешанной на желтках фонарей, на Ждановича смотрел он — темное лицо, прекрасное и страшное, исполненное ожидания и превосходства. За спиной у него — и это было несомненно, — как у ночной птицы, были сложены крылья из длинных, шелковых, угольных перьев. Крылья эти не знали усталости. Они могли унести их обладателя и его парализованную ужасом жертву далеко — за облака. Жданович хрипло застонал и подался вперед. Сердце в груди налилось тупой ноющей тяжестью.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
