Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Потом она медленно кивнула и сказала: «Ты хороший мальчик, Дэвид. Ты был очень добр к Софи. Я хочу поблагодарить тебя за это». Мне стало неловко, и я принялся разглядывать свои башмаки. Мне еще никто никогда не говорил, что я хороший мальчик, и я не знал, как надо на это отвечать.
— Тебе нравится Софи? — продолжала она, внимательно глядя на меня.
— Да, — сказал я и добавил: — Я считаю, что она очень храбрая. Ей ведь было очень больно.
— Можешь ты ради нее хранить тайну? Очень важную тайну! — спросила она.
— Да, конечно, — согласился я немного неуверенно, потому что не мог понять, о какой тайне идет речь.
— Ты видел ее ногу? — сказала она, пристально глядя мне в глаза. — Ее пальцы?
— Да, — снова кивнул я.
— Так вот, Дэвид, это и есть тайна. Об этом никто больше не должен знать. Ты единственный человек, который это знает, кроме ее отца и меня. Больше никто не должен знать. Совсем никто, никогда.
— Хорошо, — ответил я и снова кивнул. Наступило молчание. Вернее, утих ее голос, но мысли продолжали звучать, как безутешное отчаянное эхо этих «никто» и «никогда». Потом мысли ее изменились, она внутренне напряглась, стала свирепой и испуганной одновременно. Было бесполезно думать ей в ответ, поэтому я постарался как мог выразить свои мысли словами.
— Никто никогда не узнает, — повторил я убеждающе.
— Это очень, очень важно, — настаивала она, — как бы мне объяснить тебе это…
На самом деле ей ничего не надо было мне объяснять. Устойчивое, напряженное ощущение серьезности произошедшего, наполнявшее ее, передавалось и мне — с абсолютной ясностью. Слова ее говорили гораздо меньшее.
— Если кто-нибудь об этом узнает, то будет очень… они будут очень жестоки с Софи. Мы должны позаботиться, чтобы этого никогда не случилось.
Ее беспокойство вылилось в какое-то другое чувство, твердое как сталь.
— Потому что у нее на ноге шесть пальцев? — спросил я.
— Да. Этого никто на свете, кроме нас, не должен знать. Это должно быть нашей тайной, — повторяла она, как будто вколачивала мне в голову эту мысль. — Ты обещаешь, Дэвид?
— Да, я обещаю. Если хотите, я могу поклясться, — предложил я.
— Обещания достаточно, — сказала она.
Весь этот разговор был для меня таким мучительным, что я решил скрыть его ото всех, даже от моей двоюродной сестры Розалинды. Но в глубине души мне было непонятно, почему это все так важно. Почему какой-то крошечный пальчик на ноге требует такой невероятной искренности?! У взрослых очень часто степень беспокойства совершенно несоразмерна причине.
Поэтому я решил придерживаться главного: надо хранить тайну. Мать Софи продолжала смотреть на меня печальным невидящим взглядом, от которого мне стало неуютно. Она заметила, что я ерзаю, и улыбнулась по-доброму.
— Ну и хорошо, — сказала она, — будем хранить тайну и никогда больше не станем говорить об этом.
— Можно мне будет навестить Софи? — спросил я.
Она заколебалась, обдумывая ответ, а потом сказала:
— Ладно, но только чтобы об этом никто не знал.
Лишь когда я добрался до вала, влез на него и направился к дому, заунывные воскресные поучения сомкнулись с реальностью. В голове у меня как будто что-то щелкнуло, и зазвучали слова: «Каждая нога должна иметь два сочленения и одну ступню, и каждая ступня должна иметь пять пальцев, и каждый палец должен заканчиваться плоским ногтем». И так далее до конца: «…и каждое существо, которое имеет внешность человека, но сформировано не так, не является человеком. Это не мужчина и не женщина. Это Богохульство против Истинного Образа Божьего, и ненавистно оно перед лицом Божьим».
Я вдруг встревожился и растерялся. Мне все время вбивали в голову, что богохульство — вещь чудовищная. Но в Софи не было ничего чудовищного. Она обычная маленькая девочка, разве только более разумная и храбрая, чем большинство других. Однако в соответствии с Определением…
Было ясно, что где-то произошла ошибка. Ведь не мог же один крошечный пальчик на ноге, пусть даже два крошечных пальчика — потому что я предполагал, что на второй ноге, вероятно, должен быть такой же, — ведь не может быть этого достаточно, чтобы сделать ее «ненавистной перед лицом Божьим»?!
Пути мира Господня поистине загадочны! Неисповедимы…
2
Домой я добрался привычным путем. В том месте, где лес лентой взбирался на вал, спускаясь на другой его стороне, я вышел на узкую дорогу, которой почти никто не пользовался.
С этого момента я был настороже и не убирал руку с ножа. Вообше-то я должен был держаться от леса подальше, потому что хищные животные, какие-нибудь дикие собаки или кошки, проникали оттуда, хоть и нечасто, на освоенную территорию вроде Вэкнака. Однако в этот раз я только слышал, как разбегаются с моего пути мелкие зверьки. Пройдя примерно с милю, я дошел до обработанных полей, за которыми стоял наш дом. Внимательно наблюдая за окрестностью, я пробрался вдоль края леса, потом, прячась в тени изгородей, пересек все поля, кроме последнего, и остановился, чтобы как следует оглядеться. Вокруг никого не было видно. Только во дворе старый Джекоб медленно сгребал навоз. Когда он повернулся ко мне спиной, я быстро пересек открытое пространство, влез в окно и пробрался в свою комнату.
Описать наш дом нелегко. С того времени, как мой дед, Элайес Строрм, построил его, прошло пятьдесят лет, и дом оброс новыми комнатами и пристройками. И теперь с одной стороны он смыкался со складами, конюшнями и амбарами, а с другой — с прачечными, молочными, сыродельнями, помещениями для работников и тому подобными пристройками. С подветренной стороны от главного дома располагался большой, хорошо утоптанный двор, главной достопримечательностью которого была навозная куча.
Как и все дома в округе, наш изначально строился из толстых, грубо отесанных бревен, но как самый старый здесь снаружи он теперь был выложен кирпичом и камнями, взятыми из развалин построек Прежних Людей. Внутри стены были обмазаны глиной, смешанной с соломой, и оштукатурены.
Мой дед, судя по рассказам отца, слыл человеком беспросветно и уныло добродетельным. Намного позже из обрывков разговоров я составил другой его портрет, более правдоподобный, хотя и не такой благообразный. Элайес Строрм приехал с востока, откуда-то с моря. Почему он переехал сюда, в точности неизвестно. Он давал всем понять, что безбожный образ жизни людей на востоке заставил его искать край, где народ менее испорчен и более тверд в вере. Однако я слышал и разговоры о том, что в родных краях его просто не могли больше выносить. Как бы то ни было, в возрасте сорока шести лет, со всем своим нажитым богатством, разместившимся в шести фургонах, он перебрался в Вэкнак, местность в то время еще дикую.
Человек он был черствый, властный и прямолинейный до жестокости. Его глаза под лохматыми бровями горели проповедническим огнем. Имя Божье неумолимо рвалось из его уст, страх перед дьяволом неугасимо пылал в его сердце, и трудно было определить, какое из этих чувств вдохновляло его больше.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
