— Я в порядке — Шанталь подняла голову и выпрямилась.
Он медленно убрал свою руку.
Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла. Деметрис Мантеакис вызывал у нее почти такой же страх, как содрогание самолета.
Деметрис наблюдал за принцессой, прекрасно понимая, что они в беде. Он сохранял спокойствие, потому никто из них не мог изменить положение. Либо им повезет, либо нет. В любом случае он останется с принцессой Тибоде. Они выживут или погибнут вместе. Он может позволить себе быть спокойным. За них уже приняли определенные решения, и им остается только ждать.
— Я в порядке, — повторила она, и на этот раз ее голос прозвучал спокойнее.
Он посмотрел на руки Шанталь, вцепившиеся в подлокотники.
— Страх — это нормально, — услышала она и резко подняла голову, Мантеакис увидел напряженный взгляд голубых глаз, потемневших от волнения и морщинки вокруг мягко очерченных губ.
— Вы боитесь? — прошептала она.
— Да, немного.
Шанталь отвернулась. Ей очень страшно, и впервые в жизни ей нужна правда. Не обещания, притворство и цветистые фразы, которые она постоянно слышит.
— Мы выживем?
— Постараемся.
Если бы не Лилли, она могла бы распрощаться с жизнью и смириться с неизбежным концом, но у нее есть дочь, которой она нужна.
Шанталь сжала пальцы так, что ногти вонзилась ей в ладони.
— Если я не доберусь до дома…
— Вы доберетесь до дома.
Ей так хочется поверить ему!
— Но, если этого не произойдет, обещайте, что вы скажете моей дочери…
— Шанталь!
Резкий холодный голос заставил ее медленно поднять глаза. Она увидела широкую грудь, расстегнутый воротник рубашки, квадратный подбородок и решительно сжатые губы.
— Вы не обратились ко мне так, как должны — «ваше высочество».
— Но вы не мое высочество. Вы Шанталь Тибоде…
— Я ненавижу это имя, — холодно возразила она. — Я не Тибоде. Это фамилия моего мужа.
— И он умер.
Ком встал у нее в горле.
— Да, умер.
— Но вы не умрете.
— Нет.
Его белые зубы блеснули в легкой улыбке.
— Это первый положительный ответ, который я услышал от вас.
— А я впервые увидела вашу улыбку. Я не люблю улыбаться.
Шанталь рассмеялась, позабыв на мгновение о судорожных содроганиях и резких перепадах высоты, вызывавших у нее страшную тошноту.
— Не любите?
— Только дураки улыбаются.
Шанталь фыркнула.
— Вы шутите!
Склонив голову набок, он устремил на нее темные глаза, и она ощутила внутреннюю дрожь, вызванную мрачной напряженностью его взгляда.
Подобно Арману, Мантеакис невероятно самоуверен. Но ей известно, что происходит с такими людьми, как Арман. Они уничтожают окружающих, вгрызаясь в них и откусывая по кусочку, пока ничего не останется — ни моральной силы, ни самоуважения, ни собственного «я».
Смех замер у нее на губах. Сильные, жестокие мужчины — это не те, которых она хочет знать.
Авиалайнер стремительно пошел вниз в свободном падении, и Шанталь услышала, как позади нее раздался крик обезумевшей от ужаса женщины. Он звучал в ее ушах, пока стальная птица неслась к поверхности океана.
Деметрис крепко сжал ее судорожно стиснутые пальцы.
— Я здесь.
Она изо всех сил вцепилась в его руку.
— Мы падаем!
— Мы просто быстро спускаемся.
В его жестком голосе прозвучало скрытое волнение, которое говорило само за себя. Он почувствовал неотвратимую опасность. Теперь они в одной лодке: два человеческих существа… двое смертных… и между ними нет никаких преград.
— Спасибо, — сказала Шанталь, задыхаясь и превозмогая страшную сухость во рту. Сердце у нее колотилось с такой силой, что барабанные перепонки, казалось, не выдержат и лопнут. — Спасибо за то, что вы делаете это. Остаетесь со мной.
— Пожалуйста.
Перед ними повисли желтые маски.
Шанталь непонимающе смотрела на ярко желтую чашку. Но затем в ее памяти всплыли слова предполетных инструктажей. Она протянула руку и надела кислородную маску.
Губы ее задрожали. На глаза навернулись слезы.
— Я хочу домой. К дочери.
— Расскажите мне о ней, — попросил Мантеакис. Его голос доносился до нее откуда-то издалека. — Сколько ей лет? Какой ее любимый цвет?
Шанталь втянула в себя воздух, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами. Самолет вошел в штопор, и Мантеакис, пытаясь предотвратить ее истерическое состояние, старается отвлечь ее.
— Семь. — Давление в голове и ушах стало невыносимым. Она моргнула; глаза, казалось, готовы выскочить из орбит; барабанные перепонки вот-вот лопнут. — Зеленый, — дыхание давалось ей с трудом. — Ее любимый цвет — зеленый.
Вращаясь по спирали, самолет терял высоту. Ремень безопасности, натянувшись, впился в тело Шанталь, едва удерживая ее на месте. Упершись рукой ей в грудь, Деметрис прижал ее к спинке кресла.
— Какая она?
Шанталь не могла сосредоточиться. От невыносимого давления в голове ей хотелось кричать. Она закрыла глаза.
— Лилли застенчивая.
Кровь заполняет мозг, еще немного, и она не выдержит.
Лилли.
Перед ее глазами всплыло лицо дочери.
С Лилли все будет хорошо.
У нее останутся тетя Ник и тетя Джоэль, дедушка и бабушка, и народ их страны, который примет ее и окружит любовью.
С ней все будет хорошо.
В системе оповещения зазвучал голос капитана, объявившего, что он попытается посадить самолет.
— Приготовьтесь.
Приготовьтесь. К худшему. К лучшему. К оставшимся минутам жизни.
Рука Деметриса снова прижала ее голову к коленям, и Шанталь сжалась в клубок.
— Держитесь!
Я люблю тебя, Лилли.
— Держитесь! — проревел Деметрис, крепко прижимая ей голову.
Я держусь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Далекая земля устремилась к ним навстречу. Авиалайнер тяжело упал на брюхо. Подпрыгнул. Вновь ударился о землю, взрываясь скрежетом металла, и у Шанталь промелькнула мысль, что их пожирает жар и невыносимая какофония оглушительных звуков, запах горящей резины и топлива.
Клубы черного дыма начали заполнять салон, в то время как самолет, раскачиваясь из стороны в сторону, тяжело уползал в ночь. Сильные толчки бросали пассажиров вправо и влево; узкие ремни безопасности натягивались, едва выдерживая мощные рывки.
