Может быть, именно из-за этого случая Настя решила в будущем стать психологом. В небольшом городке, где она жила, учиться на психолога было негде, но под боком был Питер, и Настя выбрала для себя Петербургский университет. Будучи девочкой серьезной и целеустремленной, в десятом классе она поступила на заочные подготовительные курсы, занималась с репетиторами, даже штудировала студенческие учебники по психологии.
Лизавету же в это время настигла первая настоящая любовь. Объектом ее пылкого чувства стал ничем не примечательный, к тому же немолодой, как казалось тогда Насте, руководитель городского народного театра Леонид Евгеньевич. Девочки сначала вместе посещали студию при театре, но в девятом классе Настя забросила эти занятия, а Лиза, напротив, стала посещать их с удвоенным усердием, не уставая твердить подруге, как талантлив их руководитель. Леониду Евгеньевичу было за тридцать, и облик этого несостоявшегося актера говорил о том, что мир, в котором ему приходится существовать, несправедлив к гениям. Леонид с пренебрежением отзывался о своих именитых коллегах, заявляя, что не хочет пресмыкаться и одалживаться за то, чтобы получить место в каком-то столичном театре. Гений постоянно носил один и тот же вытянутый на локтях свитер, демонстрируя полное отсутствие интереса к бытовым мелочам, и все время пребывал в дурном настроении, которое влюбленная Лизавета принимала за погруженность в творческие раздумья. Презрение ко всему земному не помешало, однако, Леониду в один прекрасный день обратить внимание на симпатичную школьницу, которая смотрела на него влюбленными глазами на всех репетициях. Зимой десятого класса Лиза стала оставаться в театре допоздна для каких-то дополнительных репетиций. Настя, даже рискуя показаться занудой, не раз говорила подруге, что неплохо было бы заняться подготовкой к экзаменам. На все это Лиза легкомысленно отвечала, что мечтает посвятить себя сцене, и загадочно добавляла: с протекцией у нее проблем не будет. Леонид Евгеньевич считает ее очень перспективной и обещает обо всем похлопотать, а уж его слово значит многое.
Настя, погруженная в свои заботы, не придавала особого значения Лизиным откровениям, пока однажды, на перемене, подруга шепотом не сообщила ей, что у них с Леонидом «все было». Целая буря противоречивых чувств захлестнула тогда Настасью, это был и страх за то, что Лизкины похождения станут известны ее родителям и в школе, и необъяснимое отвращение к Леониду Евгеньевичу, и жгучая зависть, что подруга уже вошла во «взрослую жизнь» и прикоснулась к самой великой, как считала Настя, тайне — тайне любви. Хоть Лизка и говорила Насте почти разочарованно, что ничего особенного в этом нет, что она даже не может понять, из-за чего все человечество поднимает такой шум вокруг секса, но Настя все равно стала считать себя бесконечно отставшей от жизни старой девой.
Вскоре выяснилось, что завидовать Лизаветиной «взрослой жизни» было рановато. В провинции слухи распространяются быстро. В мае Леонид Евгеньевич как-то тихо исчез из города, а вероломно брошенной и как-то внезапно повзрослевшей Лизе ничего не оставалось, как, сдав школьные экзамены, отправляться поступать в медицинский институт. Родители девочки были весьма уважаемыми в городе врачами и надеялись, что Лиза продолжит семейную традицию. Одно утешало: Лиза с Настей отправились в Петербург вместе, однако задержаться там суждено было только Насте.
Выйдя с экзамена по биологии, Лиза сообщила поджидавшей ее подруге, что точно провалилась.
— Мне попался вопрос про рыб. Экзаменаторша спрашивает: а какие у рыб есть плавники? Откуда же я знаю! Ну, думаю, раз есть спина, значит, спинной плавник есть. Она кивает. Потом я еще назвала хвостовой, боковые, и тот, что на животе, и еще, говорю, головной. Тетка эта на меня так странно смотрит. «Какой-какой?» — спрашивает. Ну, я думаю, значит, на голове плавник по-другому называется, и ляпнула: гребенной. В смысле от слова «гребень». Она меня и выгнала. Все, пролетела я. Вернусь домой. Поступлю там в медучилище. А чего еще делать? Так что, Настасья, учись за двоих!
Прощаясь возле поезда, который должен был увезти Лизу в родные пенаты, Настя заплакала. Лизавета, шмыгнув носом, хлопнула подругу по плечу:
— Не унывай! Будем ездить друг к другу. — Потом добавила, вздохнув: — Настька, не будь такой дурой, как я, мужикам особо не верь.
Лиза быстро поднялась в вагон и помахала рукой. Только оставшись в одиночестве на перроне, Настя впервые осознала, как тяжело было подруге пережить крушение своего первого чувства. Ей вдруг захотелось бежать за поездом, просить прощения у Лизы за свой эгоизм, ведь подруга ни разу не пожаловалась на то, как тяжело ей приходится, а Настасья, увлеченная своим будущим, не замечала этого. Но Настя ни минуты не сомневалась, что ее Лизка просто скажет в ответ: «И чего неслась? Брось! Это все ерунда. Уж чего-чего, а мужчин на наш век хватит!»
Настя вытерла слезы и зашагала к зданию вокзала, к новой, столичной, жизни.
Глава 2. Столичная жизнь
Студенческие годы подобны карусели. Каждый ребёнок, впервые садясь на нелепо раскрашенную лошадку, считает ее самой красивой, быстрой и чудесной в мире. Замирая от восхищения, он пролетает круг за кругом, то бесстрашно отпуская руки, то снова вцепившись в деревянную гриву, чтобы не вылететь с аттракциона. Потом постоянное мелькание окружающих лиц и пронизанных солнцем крон деревьев надоедает. Самолетики, кареты, олени, медведи уже не кажутся такими уж привлекательными, от вечного круженья подступает тошнота, и хочется остановить круговорот и встать наконец на твердую землю. Так и полувзрослая студенческая жизнь увлекает сначала лихой сменой впечатлений. От ночных посиделок с неистовыми спорами о жизни под неизбежную водку к утренним лекциям, от долгих прогулок и театральных премьер, увиденных с галерки, к сумасшедшей зубрежке в конце семестра, необходимой, чтобы не вылететь из стремительно мчащегося потока. Потом суета общей жизни начинает утомлять, наступает период серьезных занятий, проходят первые влюбленности, приходит пора студенческих свадеб, знания становятся важнее факта сдачи экзамена, возникает настоящий интерес к будущей профессии. Карусель замедляет свой бег, оставляя вчерашних студентов провожать взглядом ярких лошадок и картонные самолетики последнего беззаботного периода их жизни.
Настя пережила все этапы карусельного студенческого бытия. Были и конспекты, лихорадочно читаемые в последнюю ночь перед экзаменом, и долгие прогулки с серьезным однокурсником, и первая студенческая любовь со всеми ее непременными атрибутами: бурными ссорами, быстрыми примирениями, ревностью, первым опытом любви физической и, наконец, расставанием. Была эта любовь короткая, жаркая, легкая, как летний ливень, и по прошествии лет осталось у Насти от нее ощущение свободы и благодарности к приятному парню Вадиму, ставшему ее первым мужчиной.
Училась Настя серьезно, рано определилась с будущей специализацией, подрабатывала в службе телефона доверия и даже стала посещать семинары для старшекурсников и аспирантов. Здесь-то ее и заметил профессор Николаев, видный ученый, специализирующийся на изучении скрытых психологических возможностей личности. За глаза студенты звали его Телепатом. Николаев предложил нерешительной Насте поступать в аспирантуру, отметив ее заинтересованность в предмете, умение быстро и точно отыскать ключевые моменты в любой предлагаемой ситуации и нестандартные подходы к ее разрешению. Настя была в полном восторге, наконец-то сбывалась ее мечта. Она будет работать с самим Николаевым!
