Наконечники стрел – большие и маленькие, вырезанные из разноцветного кремня, – сохранились практически идеально.
Индеец показал мне самый крупный.
– Парочка таких, и можно было завалить ламантина или аллигатора. – Положив шест на причал, он выбрался из воды, ополоснул ноги в реке и встал. – Меня зовут Джо Билли.
Я пожал мозолистую руку. Хватка у индейца была что надо. От него пахло по́том и речным илом, на бедре висел нож.
– Я Шон О’Брайен. Часто вы тут собираете наконечники… то есть артефакты?
– Да как получится. Я сразу чую, наткнулся на кремень или на пивную банку. – Он почесал Макс за ухом. – Привет, псинка. – Макс завиляла хвостом. – Давно здесь обитаете?
– С полгода. Вот, в порядок все привожу.
Джо Билли погладил Макс по голове, взглянул на дом и произнес:
– Ничего подозрительного не замечали?
– Подозрительное я вижу и слышу всюду. Работал в полиции.
– Нет, я говорю о холме. Ничего такого не чуете?
– В каком смысле?
– Это священное место, курган. Вести себя здесь надо соответственно.
– Какой же это курган? С чего вы взяли?
– Какие-то из холмов были свалками. Прочие – те, что насыпаны с видом на реку, вроде этого, – для мертвых. Здесь обитают духи.
– Ясно.
Джо Билли пристально посмотрел на меня:
– Береги то, что осталось от священного места, и сам сбережешься.
Я с трудом сдержал смех.
Джо Билли еще раз глянул на меня и, порывшись в наконечниках, протянул мне один, черного цвета.
– Вот, нашел возле причала. Берите, он ваш.
– Спасибо, конечно, только что мне с ним делать? Оставьте себе.
– Это большая редкость. Наконечник – особенный. В этих краях черного кремня нет. Выходит, стрелу выпустил кто-то неместный. Может, тот воин даже погиб тут, близ реки.
– Может, и так.
– Стреляли когда-нибудь из лука?
– У меня есть старенький «Пирсон», но я давненько не брал его в руки. Стрелы нынче другой модели.
– Воины вытачивали наконечники для стрел очень тщательно, чтобы наверняка поразить цель.
Он бережно спрятал черный наконечник в мешок и снова погладил Макс по голове.
– Живете поблизости? – спросил я.
– На реке близ Деланда. – Джо Билли осмотрел причал. – Неплохо бы сваи обновить. Я немало причалов в свое время поставил.
– Учту. А вы сюда от самого Деланда пришли?
Джо Билли снял шляпу и большим пальцем смахнул пот со лба.
– В полумиле вверх по реке у меня каноэ на приколе.
– Вас подбросить?
– Пешком пройдусь, заодно одежда высохнет по пути. – Он уже собрался уходить, но, задержавшись, посмотрел на мой дом, на реку. Прищурился на солнце, что пробивалось сквозь кроны дубов. – Берегите это место. То, что от него осталось.
Собрав вещи, он поднялся от причала к холму, свернул влево. У вершины насыпи остановился, припал на колено, ладонями коснулся земли и медленно поднял лицо к небу. Постояв так немного, поднялся, нырнул под свисающий с ветвей дуба мох и был таков.
Я решил проследить за индейцем, хотел проверить, правда ли он приплыл на каноэ или приехал на тачке. Может, он на мой дом глаз положил? Пожалуй, коп во мне слишком усердствовал, ну и пусть. В животе затянулся тугой узел: уж больно подозрительный тип этот Джо Билли.
Оставив Макс на кухне, я надел рубашку, сунул за пояс «Глок» и сел в джип.
Глава 3
Я знал, что нагоню индейца за поворотом. Даже притормозил, надеясь увидеть, как он закидывает каноэ в кузов пикапа. Может, номерной знак получится разглядеть.
Джо Билли нигде не было, и тут я вспомнил о проселочной дороге из дробленых ракушек, что вела к реке. До берега было около сотни ярдов; подъехав к воде, я вышел из джипа.
Ни Джо Билли, ни каноэ… Вообще ничего.
Я присмотрелся к дороге, ведущей к берегу. После вчерашнего дождя она раскисла, но я не заметил в мешанине грязи, раковин и гравия следов, тем более от покрышек. Неужели босой индеец меня обогнал? Так быстро преодолел путь в полмили?
Я перевел взгляд на реку. Ветер невидимой гребенкой взъерошил поверхность воды, будто пианист пробежался пальцами по клавишам. У берега тучей роились комары, воздух сделался влажным и тяжелым. По спине скатилась градина пота. Я чувствовал, что скоро снова пойдет дождь.
Уже направляясь к джипу, я услышал в густой роще вскрик птицы. Громко захлопали крылья – кто-то охотился. Птица коротко вскрикнула, и настала тишина. Футах в десяти от меня на землю упало красное перышко, в мою сторону немигающими желтыми глазами уставился сыч. В когтях он держал трепещущее тельце кардинала. Вот уж не думал, что увижу, как сыч охотится средь бела дня.
Ветром перышко подхватило и отнесло к реке. Проследив за ним, я заметил полоску лимонно-желтого цвета. Странно, что это? Мусор? Мусор сам по себе не шевелится. Подойдя ближе к кромке берега, я понял, что полоска желтого – это женская блузка. У воды лежала женщина – либо мертвая, либо при смерти. Ее жестоко избили: левый глаз заплыл и не открывался. Я нащупал у нее слабый пульс.
Оказалось, это девушка, лет восемнадцати: нижняя губа разбита, на груди – рана, дышит с трудом, в горле при выдохе влажно булькает. В уголке рта и под носом – запекшаяся кровь. На синих джинсах – тоже кровь.
– Эй? – позвал я. – Очнитесь.
Девушка открыла глаза, но меня не видела – смотрела куда-то вдаль, в пустоту. Она умирала. Я бережно сжал ей руку и убрал с лица прядь волос. Несчастная ахнула и дернулась.
– Не бойтесь.
Ее затрясло. Бедняжке оставалось жить считаные минуты. Я снова сжал ее руку.
– У меня в машине телефон. Я позову на помощь.
Губы у нее задрожали, и она с трудом прошептала на непонятном языке:
– Atlacatl imix cuanmiztli.
Что бы это значило? Девушка слабо сжала мне руку в ответ. Из опухшего глаза по щеке скатилась слезинка. На скуле я заметил подковообразный синяк.
Я сбегал к джипу, схватил телефон и набрал 911.
– Ну, отвечайте же!
Трубку сняли только после третьего гудка, и я объяснил диспетчеру, что машина «Скорой» не подойдет – девушку нужно доставить в больницу на вертолете. Затем взял с заднего сиденья полотенце и вернулся к умирающей.
– С вами все будет хорошо, – как можно убедительней пообещал я ей. Сердце бешено колотилось. – Врачи уже едут! Держитесь.
В ответ раздался влажный хрип. Я плотно прижал полотенце к ране. Девушка умирала.
