Ваш Гордон».
Флоренс была глубоко потрясена. Подумать только, все эти годы, пока она думала, что не имеет кровных родственников, у нее были тетя, дядя, двоюродная сестра… и отец! В это не хотелось верить. Это превращало всю ее предыдущую жизнь в пародию.
Почему никто ей ничего не сказал? И зачем после двадцати пяти лет неведения ей позволили прочитать эти письма. Неужели ее чувства значат меньше, чем чувства Маргарет? Необходимо было открыть ей всю правду, как только она стала способна ее понять.
Засунув письмо обратно в конверт, Флоренс потянулась за вторым, за третьим, перебирая их дрожащими пальцами. Всего писем было пятнадцать, и при всем ее нежелании продолжать, необходимо было прочитать всю пачку. Как бы то ни было, тем или другим образом, но ей все равно придется смириться с тем, что она узнала, и единственным путем к этому было постараться понять, что именно произошло.
Но тон следующих писем был совсем другим. Как вскоре стало очевидным, это было вызвано тем, что просьба Гордона Рэмфорда была встречена отнюдь не с одобрением. Поначалу Роджер наотрез отказался иметь что-нибудь общее с проблемами брата, и, судя по ответу на его реакцию, о какой-либо любви между братьями не могло быть и речи.
Мало-помалу, однако, скорее всего под влиянием Хелен — этого Флоренс никогда уже не узнает, — компромисс был достигнут. Как бы ни противился ее муж этой идее, желание Хелен возобладало, и он наконец согласился принять ребенка. То есть меня, все еще не совсем веря, подумала Флоренс. Это она была тем ребенком, за которого шла борьба, и именно она в конце концов выиграла. Но какой ценой? Роджер Рэмфорд отчаянно торговался, и его согласие было дано на жестко определенных условиях.
Во-первых, он не желал никогда больше видеть брата. Никаких семейных визитов, никакой возможности для Гордона хотя бы тайком увидеться со своим ребенком, почувствовать гордость за дочку, от которой сейчас готов был отказаться.
Во-вторых, сама Флоренс никогда не должна узнать правду, что объясняло ее полное неведение. Существующие между братьями разногласия с удочерением девочки стали непримиримыми. Очевидно, именно поэтому Роджер Рэмфорд порвал все связи со своим прошлым. Похоже, поэтому ей и не сказали, что она родилась на юго-западе страны.
Флоренс уже стягивала пачку резинкой, когда на нее упали первые капли начинающегося дождя. Уложив письма обратно в чемодан, она закрыла его и поднялась на ноги. Странно было ощущать себя другой, совсем новой женщиной, отличной от той, которая только что открывала крышку чемодана. Ящик Пандоры, подумала Флоренс, направляясь обратно в дом. Надо было сжечь эти письма, не читая, как и подсказывал ей здравый смысл.
И все же… Почему мать сохранила эти письма? По всей видимости, отец не подозревал о них, это объясняет тот факт, что чемоданчик был спрятан под балкой. После того как ребенок был отдан на его попечение, брат просто перестал для него существовать. Но Хелен была сделана из более деликатного материала.
Флоренс нахмурилась. Интересно, знает ли об этом Эвелин? Например, помнила ли она своих дядю и тетю? Вряд ли, иначе наверняка рано или поздно проговорилась бы. Уведомил ли кто-нибудь Гордона Рэмфорда о смерти брата и невестки? Если, конечно, тот сам был к тому времени еще жив. Хотя это вполне вероятно, он ведь младше Роджера.
Внезапно ее словно осенило. Боже мой, подумала Флоренс, отец — ее настоящий отец! — возможно, до сих пор живет в другой части страны. Эта вроде бы сама собой напрашивающаяся мысль взволновала и испугала ее. Вспоминал ли когда-нибудь о ней Гордон Рэмфорд с той поры, как отдал на попечение брата? Господи, да он может быть вообще не знает, что брата и невестки уже нет на белом свете. А если знает?..
Защитным жестом она инстинктивно провела по уже слегка выступающему животу. Едва узнав о своем положении, Флоренс подумала о том, что история повторяется. Куда мать, туда и дочь… Теперь же сравнение между ними стало еще более очевидным. Кроме разве одного… Флоренс тяжело вздохнула. У нее не было никакого намерения вносить в свидетельство о рождении имя Нормана…
Глава вторая
Звук открывающейся парадной двери заставил ее встрепенуться.
Успев уже забыть о том, что оставила дверь незапертой, Флоренс теперь вспомнила, что не собиралась задерживаться надолго. Не открой она чердачный люк и не попади таким образом в эту западню прошлого, так бы оно и случилось. Жилые помещения были уже освобождены от всех пожитков, и вроде бы оставалось только прибраться. Как она ошибалась!
— Флора?
Этот приятный мужской голос был ей до боли знаком, и, несмотря на все резоны, приводимые Флоренс самой себе в последние несколько недель, сердце ее дрогнуло. Знакомы были каждая нотка, каждый нюанс, каждая чувственная интонация. Именно отсюда и возникла необходимость уехать, с горечью подумала она. Живя у себя или даже вообще где-то поблизости, она просто не имела возможности избегать Нормана, хотя будущее без него казалось в этот момент абсолютно беспросветным.
— Я здесь! — крикнула Флоренс, снимая с себя жакет и выходя из кухни навстречу идущему по узкому коридору мужчине.
С большим трудом ей удалось изобразить на лице холодную улыбку, хотя она испытывала непреодолимое желание убежать сломя голову от искушения, которое он для нее представлял. Однако необходимо было убедить его в том, что их отношениям пришел конец, а достичь нужного результата можно было, только выказав ему совершеннейшее безразличие.
Но, видит Бог, как же трудно скрывать то, что ее чувства не изменились. Один взгляд на него, воспоминания о пережитых вместе мгновениях — все это лишало Флоренс воли. Она не хотела испытывать к нему подобные чувства, более того, не должна была испытывать их… Однако испытывала. Именно поэтому его приход так разозлил ее.
После ссоры, состоявшейся у них два дня назад, ссоры, спровоцированной ею самой, Флоренс была уверена, что пройдет немало дней, прежде чем он вновь попытается увидеть ее. Если вообще когда-нибудь попытается, честно признавалась себе она. Такого мужчина — любой мужчина — не должен стерпеть.
И все-таки он здесь, шагает навстречу ей с грацией хищника, каковым, собственно говоря, и являлся. Темноволосый, высокий… Если бы не очки в металлической оправе, Норман был бы пределом мечтаний для любой женщины. Впрочем, даже очки добавляли ему определенный шарм.
Хотя, надо отдать ему должное, он с негодованием отверг бы это предположение. Широкоплечий, с узкими бедрами и загорелым, мускулистым телом, Норман обладал какой-то внутренней силой, являющейся отнюдь не только результатом постоянного пребывания на открытом воздухе. Не слишком красив, надо признаться, резкие черты лица не позволяли употребить это выражение. Но самое главное, что привлекло в нем Флоренс, — это полнейшее отсутствие тщеславия.
Однако сейчас совсем не время для рассуждений о его положительных сторонах, раздраженно сказала она себе. Каким-то образом, все равно каким, она должна убедить его в том, что между ними все кончено, окончательно и бесповоротно. Пока он не разрушил жизнь им обоим…
